Летописец. Книга перемен. День Ангела - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Вересов cтр.№ 112

– Бросила бы ты «дурь» курить, – с набитым ртом промычал Олег.

– Да я уже бросила, Вадьке не нравилось. И пока еще снова не начала. Это я для ребят… Им так легче.

– Тебя не хватятся? – спросил Олег, дожевывая бутерброд.

– Нет. Я сказала, что мне плохо, так что не хватятся. Разве что Потрошон что-нибудь сострит, гадость какую-нибудь скажет. А тебя не хватятся?

– Через пару минут хватятся, если Антоша опять водки не добыл. А кто там острить собрался, я не понял?

– Роза Еноховна Шон-Потрошон, Потрошительница. Юмор у нее загробный, а так она – тетка отличная.

Олегу вдруг стало весело, и он улыбнулся так, как мог улыбаться только он один, вовлекая в мир своей улыбки всех вокруг. Инна перестала замечать, что дождевые струйки затекают за воротник курточки, что джинсы промокли до колен, а халат над джинсами превратился в мокрую тряпку. Она и сама улыбалась, не замечая того. Улыбалась широко и открыто, чего не позволяла себе с раннего детства, стесняясь не совсем правильного прикуса.

С этого дня Инна каждый день приносила Олегу бутерброды и яблоки и не обращала внимания на добродушные насмешки Дипа и компании, которые ясно видели, кому она отдает предпочтение. Однажды Олег, немного смущаясь, попросил ее принести чистое белье. Для этого необходимо было обратиться к Вадиму, и Инна, пересилив себя, подошла к нему в перерыве между парами:

– Принеси для Олега смену белья, – сказала она, не здороваясь и без всякой интонации, как автомат.

– Ты знаешь, где он? – торопливо спросил Вадим.

– В нашем морге, – пожала плечиком Инна, не глядя на бывшего возлюбленного.

Вадим побледнел и привалился к стене.

– Инка, где? Что ты говоришь? Что с Олегом? – тусклым от испуга голосом переспросил он.

– В мор-ге он! – по слогам повторила Инна. – Глухой? Бутерброды я ему ношу, а мужского белья и носков у меня нет. Если не хочешь нести, я по ребятам пошустрю, они соберут что-нибудь.

– Инка, у тебя глюки, да? Обкурилась опять? Бутерброды, носки… Что с Олежкой? Какой морг? – У Вадима еле шевелились губы и дрожали колени. – Его… убили?

Последние слова он произнес еле слышным шепотом, отводя мешавшую челку, провел рукой по мокрому лбу.

– Тьфу на тебя, Вадька! – рассердилась Инна. – Ты даже не удосужился узнать, где братец отбывает наказание! В морге он! В мор-ге! Трупы таскает, полы моет… Вполне живой. И вся компания тоже там. Дип, Антоша Миллер, ну и все. Ясно теперь? А у меня практика там с Розой Потрошительницей.

Вадим сам понес пакет с бельем и домашней едой Олегу и, по совету Инны, передал у порога, дождавшись, когда брат выйдет выливать воду из ведра. Олег забрал пакет без благодарности и сказал:

– Сам больше не ходи. Это не положено. Заметят – накрутят мне еще за нарушение дисциплины. Если что, передавай с Инной.

Олег, не прощаясь, сделал было шаг к двери, но потом обернулся и спросил через плечо:

– Маме что врешь?

– Что ты у женщины, у которой нет домашнего телефона.

– Спасибо, – ухмыльнулся Олег. – Видимо, она-то меня и обрила наголо в порыве страсти, извращенка.

Олег ушел, гремя ведром, не дождавшись ответа, а Вадим понял, что трещина, уже давно появившаяся в их отношениях в результате каких-то неявных, скрытых, глубинных тектонических сдвигов, расширилась и углубилась настолько, что наводить через нее мосты стало накладно – это требовало слишком больших психологических затрат. Бурный поток отрицательных эмоций, хлынувший в расселину, смыл бы любой мост. Оставалось только ждать. Ждать конца половодья, ждать, может быть, полжизни, а то и больше, ждать – каждому на своей стороне. Ждать, забывать, ошибаться, драться, любить, творить, воевать, растить детей – все порознь. Все порознь, чтобы потом – может быть – узнать друг друга заново, допустить и простить инакомыслие, инакодействие, инаковидение и чужекровие.

* * *

Мост строился, никому не нужный, некрасивый. Поверхность бетонных опор на жаре пошла трещинками, неправильно выбранный бетон крошился. Самые крупные трещины поначалу пломбировали, выравнивали в ожидании какой-то мифической правительственной комиссии, а потом устали, плюнули и продолжали строить дальше абы как. Макс Арван правильно говорил, что комиссия раньше сообщения о том, что мост готов, не соберется и не приедет. Кому из чиновников охота лететь в пекло из кондиционированного учрежденческого комфорта Триполи? Правильно. Никому.

– А давай-ка мы с тобой, Миша, два бездельника, сами в Триполи слетаем на денек. Как на это смотришь? – соблазнял Михаила Александровича Макс Арван, который от жары и безделья стал впадать в оцепенение, спал целыми днями и маялся головными болями. – Я, Миша, если не встряхнусь, скоро буду, как рогатая гадюка, днем в песок зарываться и кусать того, кто тронет. Полетели?

– Полетели, – сказал Михаил Александрович, хотя понимал, что это авантюра. В Триполи моментально отметят самоволку, и последуют оргвыводы.

Но в Триполи они не улетели, потому что проспали. Вертолет – советский семиместный «Ми-2» – улетел без них в половине шестого утра, так как к шести ожидали повышения температуры до сорока градусов, а в такую славную теплую погодку поднимать вертолеты не разрешалось техникой безопасности: слишком мощными становились турбулентные потоки, и легкий вертолетик мог потерять управление. Поэтому вертолет стартовал с площадки при тридцати восьми градусах, резко набрал высоту, добираясь до относительно прохладных слоев атмосферы, заложил крутой карусельный вираж и был таков.

– Да еж твою… – расстроенно проговорил Макс, задрав голову и придерживая рукой панамку. – Ах, как ему там сейчас хорошо и прохладно, гаду! Не мог пять минут подождать, а еще наше пиво лакал, летун чертов!

– Не переживай, Макс, в другой раз слетаем, – утешал Михаил Александрович. – Иди досыпай в свой автобус.

– Да ну! Душегубка хренова! – неосмотрительно пнул ногой камень Макс и отскочил подальше от скорпиона, который мирно почивал под камушком.

– Макс, ты же меня сам учил камушки не трогать, – попенял Михаил Александрович. – Что ты как мальчишка сделался?

– Время такое. Я в это время никогда не могу на месте усидеть и совершаю глупые поступки. Мне, Миша, открою тебе страшную тайну, одна черная подружка как-то погадала на раковинках каури (ну, ты видел – тут все с ними балуются). И нагадала она мне, что помру я от ядовитого укуса во сне, когда наступит время петь камням. Как тебе, а?

– Чушь, – сказал Михаил Александрович. – Подружка нагадала, камни поют…

– Миша, так ведь поют! Ты ведь сам слышал, как они поют по ночам, когда остывают.

– Поют! Они ноют, трещат, пукают, но никак не поют.

– Ты меня не утешай, Михаил Александрович. Как могут, так и поют. Я, кстати, не очень-то и верю в предсказания, если хочешь знать…