Игра без козырей - читать онлайн книгу. Автор: Дик Фрэнсис cтр.№ 37

Дальше шел отчет полиции о расследовании покушения на Холли.

Скучная мелкая история. Я представил напуганного маленького человека, игравшего не в своей лиге.

Бринтон.

Фамилия директора-распорядителя ипподрома в Данстейбле тоже была Бринтон.

Я сидел, уставясь в тонкую папку. Бринтон не очень распространенная фамилия. Но, вероятно, связи между ними нет. Бринтон из Данстейбла умер года на два раньше, чем Бринтон из Рединга обратился в агентство. Единственную связь можно усмотреть лишь в том, что и Бринтон из Данстейбла, и Томас Эндрюс зарабатывали на жизнь на ипподромах, хотя и по-разному. Немного. Или вообще ничего. Крохотная зацепка.

Я отправился домой, взял машину и поехал в Рединг.

Пожилой мужчина, седой и очень нервный, приоткрыл дверь, накинув цепочку, и в щель спросил:

— Да?

— Мистер Бринтон?

— Кто вы такой?

— Я из агентства Ханта Рэднора. Был бы очень благодарен, если бы вы согласились пару минут поговорить со мной.

Он колебался, пожевывая верхнюю губу, которую украшали неаккуратные седые усы. Встревоженные карие глаза обшарили меня с головы до ног, потом он перевел взгляд на белую машину, стоявшую возле кустов.

— Я послал чек, — наконец сказал он.

— С оплатой все в порядке, — заверил я его.

— Я не хочу никаких неприятностей... Это не моя вина, что стреляли в человека. — Последние слова прозвучали не очень уверенно.

— О, никто и не винит вас. Человек этот поправился и сейчас снова работает.

— Очень рад. — Он с облегчением вздохнул и потянул дверь на себя, чтобы снять цепочку.

Я последовал за ним в гостиную. Комната давно не проветривалась, и застоявшийся воздух казался густым от неприятного запаха. Мебель здесь была громоздкая, старомодная, покрытая коричневым лаком. Такая мебель в детстве представлялась мне недостижимой вершиной благосостояния по сравнению с нашими столом и шкафом из клееной фанеры. На стенах — застекленные витрины с тропическими бабочками, столешницы маленьких столиков покрыты резным орнаментом, похоже, сделанным на Яве или на Борнео. Вероятно, этот человек молодость провел за границей, а уйдя на пенсию, вернулся домой. Из солнечных жарких стран — в пригородную респектабельность Рединга.

— Жена пошла за покупками. — Мистер Бринтон все еще нервничал. — Она скоро вернется. — Он с надеждой посмотрел через тюлевую занавеску в окно, но миссис Бринтон не догадалась прийти пораньше, чтобы поддержать мужа.

— Я только хотел уточнить, мистер Бринтон, — начал я, — не связывают ли вас случайно родственные отношения с мистером Уильямом Бринтоном, бывшим управляющим ипподромом в Данстейбле?

Он долго страдальчески смотрел на меня, а потом, к моему ужасу, сел на диван и заплакал. Он закрывал глаза руками, и слезы капали сквозь пальцы на твидовые брюки.

— Прошу вас... мистер Бринтон... простите, — неловко бормотал я.

Он хлюпал носом и кашлял, потом вытащил платок и принялся вытирать глаза. Постепенно приступ горя прошел, и он неразборчиво прохрипел:

— Как вы узнали? Я же говорил, что не хочу никаких вопросов...

— Совершенно случайно. Никто не будет задавать вопросов, обещаю вам. Может быть, вы сами хотите рассказать? Тогда вопросы вообще не понадобятся.

— Полиция... — Он всхлипнул и недоверчиво посмотрел на меня. — Они уже приходили, но я отказался говорить, и они ушли.

— Все, что вы скажете, останется строго между нами.

— Я был таким дураком... Мне в самом деле хочется кому-то рассказать.

Я представил страшное напряжение, чувство вины, которые давили на него столько времени, и его рыдания показались мне не только понятными, но и неизбежными.

— Понимаете, все из-за письма. — Он тихо высморкался. — Письма, которое Уильям начал писать мне, но так никогда и не отправил... Я нашел его в сундуке с разными вещами, которые остались после того, как он покончил с собой. Я жил тогда в Сараваке на Борнео, и вдруг получаю телеграмму. Вы знаете, это страшный удар... Единственный брат, и поступил... так ужасно. Он был младше меня на семь лет, мы не были особенно близки, только в детстве. Теперь я так жалею... но уже поздно. Как бы то ни было, вернувшись в Англию, я забрал оставшиеся после него вещи, привез сюда и поставил на чердак. Книги о скачках, седла и все такое. Понимаете, я не знал, что с ними делать. Мне они совсем ни к чему. Но... мне казалось... я считал... нельзя же просто их сжечь. Прошло много месяцев, прежде чем я взялся разбирать его вещи, и тогда-то нашел письмо.

Мистер Бринтон почти шепотом закончил последнюю фразу и виновато поглядел на меня.

— Мы с Китти очень быстро поняли, что моя пенсия не так велика, как хотелось бы. В Англии все ужасно дорого. Налоги... Мы решили продать дом, хотя только что его купили и родные Китти живут рядом. И... я подумал... может быть, сумею вместо дома продать письмо.

— И вместо денег получили угрозы, — заметил я.

— Да. Понимаете, само письмо мне подсказало идею... — Он пожевал усы.

— А сейчас письма у вас нет. — Я не спрашивал, а констатировал факт, словно точно знал, а не просто догадался. — Когда первый раз вам угрожали по телефону, вы считали, что еще сможете продать письмо, если агентство Рэднора обеспечит вашу безопасность. Но потом вас сильно запугали, и вы отдали письмо. После этого вы отказались от телохранителя, потому что угрозы прекратились.

— Я отдал им письмо, — кивнул он, — потому что стреляли в человека. Я никогда не думал, что такое может случиться. Я был в ужасе. Какой-то кошмар. Я не понимал, что это так опасно. Всего лишь продать письмо... Господи, лучше бы я никогда не находил его. Лучше бы Уильям никогда не писал его.

То же самое подумал и я, вспоминая, как пуля Эндрюса продырявила мне живот.

— О чем шла речь в письме? — спросил я.

— Опять начнутся неприятности. — Мистер Бринтон испуганно и нерешительно смотрел на меня. — Они снова придут сюда.

— Они же не узнают, что вы рассказали мне, — успокоил я его. — Никто им не скажет.

— Да, надеюсь, не узнают.

Он смотрел на меня, раздумывая, рассказать или нет. Быть маленьким не всегда плохо, есть и преимущество: никто тебя не боится. Если бы я был крупным властным человеком, он бы никогда не рискнул. Мистер Бринтон смотрел на меня, и понемногу лицо его смягчилось, он расслабился и отбросил последние сомнения.

— Я знаю письмо наизусть, — сказал он. — Если хотите, я напишу. Это легче, чем пересказывать.

Я сидел и ждал, пока он, достав старомодную самопишущую ручку и большой блокнот, старательно выполнял свою задачу. Письмо брата словно лежало перед ним на столе, и он смотрел на невидимые строчки с заметным волнением, но было ли оно вызвано страхом, угрызениями совести или печалью, трудно сказать. Исписав целую страницу, он оторвал листок и трясущейся рукой протянул мне.