Астролог. Код Мастера - читать онлайн книгу. Автор: Павел Глоба cтр.№ 80

– И что?

– А то, что в окончательном варианте вся эта картина счастья оказывается наркотическим бредом поэта Ивана Бездомного. И это только один из примеров. Так Булгаков переработал всю рукопись. Вот анализ. – Андрей указал на ноутбук.

Но Филатов был не удовлетворен таким объяснением.

– Даже если считать, что рукопись «Мастера и Маргариты» – это код, созданный по принципам нейро–лингвистического программирования, то что дальше?

– А дальше простая связка, – объяснил Успенский. – В игру включается начальник разведуправления Гендин и его агент Ольга Чехова, которая через Геббельса выходит непосредственно на Гитлера.

– Постой–постой, – Филатов даже зажмурился от напряжения. – Я по телевизору передачу смотрел, она называлась «Чайка» Гитлера». Только там сказано, что задачей нашей разведчицы было максимально оттянуть начало войны между Советским Союзом и Германией. Ей потом даже орден за это дали. Но тогда получается, что все вышло наоборот?

Успенский снова кивнул.

– Ты правильно понял. Задумали одно, а получили совсем противоположное. Но сделали вид, что именно этого и добивались. В результате пакт Молотова–Риббентропа, заключения которого так добивались офиты и манихеи, не сработал. Война началась не в сорок третьем, а в сорок первом. И немцы, заметь, немцы, а не мы, оказались к ней не готовы. Оказались не готовы уничтожить мир. В этом и заключалась великая мессианская роль России. Смертью смерть поправ, величайшим самопожертвованием наша страна спасла мир от неизбежной гибели.

Василиса поддержала астролога.

– Да–да, тот профессор на свалке то же самое говорил.

Но Филатов не сдавался:

– Ну хорошо, допустим, что этот код попал к астрологу Гитлера или к Геббельсу, или даже к самому Гитлеру. Ты что, считаешь, что они по–русски читать умели?

Успенский встал и заговорил тоном школьного учителя:

– Видишь ли, Петрович, в семье индо–европейских языков русский и немецкий являются как бы двоюродными братьями. То есть коды и шифры, что в одном, что в другом, работают по одному принципу.

– А в чем тогда вообще смысл работы Булгакова? Сам написал программу конца света, сам же ее и испортил? Зачем было время тратить? Как говорит мой сосед – дешевле выспаться.

Андрей почесал затылок, подыскивая доступное прокурору сравнение.

– Понимаешь, Петрович, любая работа состоит из двух моментов. Первый момент – это, собственно, работа. А второй состоит в том, чтобы убрать за собой рабочее место и проветрить помещение. Так и Мастер. Сначала он создал текст, способный повлиять на судьбу мира. И после этого максимально обезвредил его опасный потенциал. Не зря он выправлял эту рукопись до конца своей жизни. А потом его вдова еще двадцать лет вносила в нее поправки по оставленным им замечаниям. И то не до конца. Отсюда и чертовщина нет–нет да и проявится. Хотя, быть может, нам еще предстоит открыть истинное назначение этого романа.

Прокурор покачал головой.

– Да, слишком уж все сложно.

– Хочешь проще? Пожалуйста. – Успенский похлопал прокурора по плечу. – Ты «Роковые яйца» Булгакова читал?

– Это где профессор облучил вместо куриных змеиные и крокодильи яйца, и из них всякие ползучие гады вылупились? – уточнил прокурор.

– Точно, – подтвердил Андрей. – Помнишь, все эти гады наступают на Москву с запада? Армия не может справиться. И тут ударяют небывало ранние заморозки. Наступление ползучих гадов остановлено, все они погибают. Тебе это не напоминает осень и зиму сорок первого года? И гибель фашистских гадов.

Филатов застыл, как громом пораженный.

– Вот черт, а ведь и в самом деле, – пробормотал он. – Неужели он все это предвидел?

– Или запрограммировал, – с торжеством закончил Андрей. – Так что можешь считать рукопись романа детонатором и инструментом нейро–лингвистического программирования.

Потом повернулся к Василисе.

– И почему все Козероги такие упрямые?

Филатов поднялся и стал собираться.

– За Козерога ответишь! Ладно, это вам, лодырям, делать нечего. Можно языком трепать, можно и спать ложиться. А мне теперь до утра отписываться. Я поехал.

Уходя, уже в дверях, он обернулся и сказал:

– Тогда получается, что Булгаков нарушил договор с дьяволом и не погубил мир, а спас? Странно, что ему это сошло с рук.

Успенский вздохнул.

– Сошло с рук? Вряд ли. Думай что угодно, Алеша, но через год с небольшим Булгаков умер.

Все замолчали. Наконец Филатов поднялся.

– Отдаю тебе должное и выражаю благодарность за оказанную помощь. Я бы, конечно, и сам справился. Но это получилось бы не так эффектно.

– Не так эффективно, – поправил Успенский.

Филатов пробурчал что-то неразборчивое, вышел и закрыл за собой дверь. Он размышлял о судьбе Булгакова.

Успенский знал, о чем говорил.

Ровно через год после трагических событий в санатории имени Воровского, осенью 1939 года, Булгаков ездил в Ленинград. Там ему поставили диагноз, о котором он и сам уже знал: остроразвивающаяся высокая гипертония, склероз почек. Он был врачом и понимал, что обречен.

Потом он вернулся в Москву и слег. Больше он не вставал. Но и лежать было невозможно. Малейшее движение вызывало у него невыносимые боли и нестерпимые страдания. Ему не всегда хватало сил, чтобы сдержать крик боли. Сначала он держался на снотворных и обезболивающих, но и они перестали помогать.

Потом он ослеп.

6 февраля 1940 года он вдруг сказал жене:

– В первый раз за все пять месяцев болезни я счастлив… Лежу… покой, ты со мной… Вот это счастье.

8 марта он попросил ее:

– Пойди ко мне, я поцелую тебя и перекрещу на всякий случай… Ты была моей женой, самой лучшей, незаменимой, очаровательной… Когда я слышал стук твоих каблучков… Ты была самой лучшей женщиной в мире. Божество мое, мое счастье, моя радость. Ты любила мои вещи, я писал их для тебя… Я люблю тебя, я обожаю тебя! Любовь моя, моя жена, жизнь моя!

10 марта, в 16 часов 39 минут, человек с уранически–синими глазами умер. А ровно через два дня закончилась советско–финская война.

* * *

Василиса стояла в прихожей, прислонившись спиной к двери.

– Значит, он не пал? – тихо спросила она.

– Получается, нет. Парадоксально, но я думаю, его спас Сталин. Он выступил в роли Великого Инквизитора. Своим опосредованным влиянием он помог Булгакову избежать ловушек, тех, что ему расставили офиты, которыми руководил товарищ Бартини.

Василиса задумалась.

– А ты хотел бы в этом убедиться наверняка? Вон Филатов рукопись на столе оставил. Может, возьмешь ее и поколдуешь?