Кровь плеснула мне в голову. Я вскочила и выпалила:
— А ты, конечно, определяешь женственность по количеству украшений?! Так женись на арабской новогодней елке: больше, чем на ней, бриллиантов ни на ком не бывает!
— Делла…
Я метнулась к двери, дернула за ручку — и чуть не вырвала себе руку из плеча. От боли посыпались искры из глаз, я схватилась за сустав и заскрипела зубами. Да еще струпья на спине зацепились за одежду, спину опалило кипятком.
— Открой дверь! — потребовала я.
— Не открою, — бесстрастно ответил Август. Судя по звуку, он находился отнюдь не за рабочим столом, а максимум в полутора метрах за моей спиной. Обычно меня восхищало это умение громадного мужчины перемещаться абсолютно бесшумно, но сейчас взбесило как еще одно доказательство его превосходства надо мной. — Разговор закончим — тогда иди.
— Пош-шел ты…
— Не буду напоминать, какой раз по счету ты произносишь эту фразу. Мне допросить тебя, чтобы ты наконец объяснила, в чем дело? Или хочешь, чтобы причину твоей злости назвал я? Хорошо, я назову. Ты не слепая и не дура, знаешь себе цену. И тебе, такой замечательной, предпочли другую женщину. Так?
— Да, я знаю себе цену. И знаю, как людей меряешь ты. Я для тебя хоть замечательная, хоть нет — не человек вообще. Я — быдлота. А эта дрянь — она тебе равна.
— Фиона?! С какой радости она мне равна?!
— В любом случае, Август, если ты думаешь, что я хоть на секунду задумалась о самой возможности каких-то отношений между нами, ты дурак. Я не ревную и не жду, что ты наконец посмотришь на меня, такую замечательную. И не надо мне приписывать такие мотивы. Ты не можешь предпочесть мне кого бы то ни было просто потому, что я в этой системе координат отсутствую в принципе! Меня в ней нет!
— Но уж не потому, что я считаю тебя недостойной. Это ты себе выдумала, чтобы оправдать собственное ко мне отношение. Делла, это ты не считаешь меня ни человеком, ни мужчиной. Ты как решила семь лет назад, что я принц и, значит, внимания не заслуживаю, так и до сих пор думаешь.
— Слушай, лучше открой дверь.
— А мне поговорить хочется. Я хочу знать правду. За что ты мне мстишь? За то, что я принц, верно? Ты даже не мне лично мстишь. Ты мстишь всему сословию, найдя удобный объект в моем лице. Тебя унизил Берг — но отвечаю за это я. Тебя изуродовал Энстон — отвечаю снова я. Тебя бесят мои подруги — и за это тоже отвечаю я. Я в твоих глазах вообще не имею права на какую-либо личную ценность. Я просто груша, которую ты колотишь, когда злость через край.
— Ну и какого черта ты терпишь, если все понимаешь? — выплюнула я и повернулась.
Точно, стоял в полутора метрах от меня. Ноги расставлены, руки в карманах.
— Дурак, наверное, вот и терплю.
Я растерялась. Август вернулся к своему столу, а я покорно приплелась за ним. Уселась на край клиентского кресла, уронила руки между колен.
— Прости. Не знаю, что со мной происходит.
— Два года без отпуска с тобой происходят. Это то, что на поверхности, — сказал Август. — С этого и начнем. С завтрашнего дня ты получаешь шесть недель отпуска. А чтобы ты не выдумала, как влезть в работу, я отправлю тебя на Кларион. И попрошу маму присмотреть, чтобы ты никуда не сбежала. Сбежишь — пеняй на себя.
— Я с ума сойду от скуки за это время.
— А я думаю, что нет. Заскучаешь — поинтересуйся, чем занимается моя мама. Дело тебе найдется мигом. А перед отъездом оставь мне доверенность на Сонно: я хоть разберусь, что там происходит.
— Когда-нибудь ты своим великодушием доведешь меня до петли.
— Еще и вытащить успею. Представляешь, как тебе будет стыдно и обидно?
— Да ну тебя. — Я рассмеялась и встала. — Кларион так Кларион. Надо ж хоть когда-то там побывать. Пойду собираться.
Уже дойдя до двери — снова! — я резко остановилась:
— Август? Тебе было стыдно и обидно, когда ты очнулся в реанимации, да? Ты жалеешь, что я тогда успела вовремя?
Он поднял голову:
— Нет, конечно, не жалею. Я люблю жизнь. И то, что я стараюсь сделать для тебя, — это в какой-то степени благодарность за то, что ты тогда успела.
Я кивнула, вздохнула, уже открыла дверь и снова встала.
— Август, раз пошел откровенный разговор, — сказала я. — Почему ты все-таки терпишь мое хамское поведение?
— Хорошо, что ты хоть сейчас поняла: оно действительно неприличное, — не замедлил позанудничать Август. — Разумеется, из-за твоих рабочих качеств. Возможно, ты права, и твой пол сильно сказывается на наших отношениях. Вряд ли я вписал бы мужчину в свою жизнь так плотно. Но мне кажется, сейчас не время об этом говорить. Ты вернешься из отпуска, и, если ситуация не стабилизируется, мы спокойно обсудим ее и примем какое-нибудь решение, комфортное для нас обоих.
Я выскользнула за дверь почти на цыпочках. Плотно затворила ее за собой. Отошла метров двадцать по коридору и мысленно выругалась.
Ничего в наших отношениях я менять не хотела.
Значит, придется идти на крайние меры, чтобы «ситуация стабилизировалась».
Ладно, черт с ним. Рано или поздно это все равно пришлось бы сделать.
* * *
Маккинби стоял у окна и смотрел в сад. Как изменился ландшафт, однако. Он почти не обращал внимания. Знал, что Делла на досуге высаживает за домом какую-то нужную женщинам красоту. Иногда, гуляя, отмечал нечто новенькое. Останавливался, изучал. Однажды увидел огромный цветущий куст, под тяжестью которого сломалась хлипкая решетка, куст лежал на земле, пышные кудрявые цветы забрызганы землей после недавнего дождя. Вздохнул, посетовал мысленно: ох уж эти женщины, разве трудно сразу рассчитать прочность подпорок? Ведь понятно, что куст в сухую погоду весит намного меньше, чем мокрый. Сделал надежную решетку, привязал к ней гибкие ветки, попутно оцарапавшись о бесчисленные шипы. Ага, понял он, это должна быть роза — раз шипы, цветы и пахнет хорошо. Подумал и поставил напротив нее скамейку. Временами даже приходил туда посидеть. Через полгода роза снова поломала свою подпорку. Маккинби внес поправки в первоначальное мнение: похоже, женская недальновидность ни при чем, это роза такая. Сделал новую решетку. И в этом году тоже…
Ты идиот, Маккинби, сказал он себе. Ты конченый идиот и безнадежный кретин. Тебе задали прямой вопрос. Тебе прямо сказали, что выслушают и постараются понять. А ты что ответил? Ну чего ты строишь из себя загадочного и непонятого, а? Ты же внутри проще палки и сам это знаешь. Ты абсолютно такой же, как миллиарды других мужчин. Чуть поумнее — местами, ага, — чуть посерьезнее. Но такой же. И хочешь ровно того же самого, чего хотят миллиарды мужчин. Каждая женщина об этом знает. И Делла тоже. Ей больно, обидно, страшно, она боится одиночества, поэтому злится и кусается. Но она, что бы там себе ни думала, самая настоящая женщина. Не питай иллюзий, Маккинби: про тебя она все отлично понимает. Другое дело, что не хочет ничего решать, а для этого достаточно просто сделать вид, что не понимаешь. Она разведчик, у нее навык самообмана и непонимания развит превосходно. Знаешь же: «Если хочешь, чтобы в твою ложь поверили все, ты должен поверить в нее первым, и поверить безоговорочно». Делла так и делает. Она безошибочно дешифрует информацию, понимает, что ей это не нужно, не хочется или страшно, затем принимает решение «игнорировать» и убеждает себя, что ничего не поняла или дешифровала ошибочно. Процесс занимает доли мгновения. Ты ведь это видел, правда? Но тебе самому удобно это ненадежное равновесие. Она усиленно тупит, а ты строишь из себя загадочного. Парочка молодых идиотов.