Инспектор и бабочка - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 109

– А вот и нет! Всем интересно про Мо. Я знаю миллион человек, которым интересно про Мо.

– Миллион человек – слишком неподъемная ноша для кого-то одного, детка. Это нереально – знать целый миллион человек.

– Ну, пусть не миллион, – неожиданно соглашается Лали. – Разве это важно? Я просто хочу сказать, что всем интересно про Мо. Всем, кто с ней знакомится.

– Ты… как будто бы этим недовольна.

– Скажи еще, что я ревную.

Впору удивиться, что восьмилетняя девочка оперирует таким взрослым понятием, как ревность, но инспектор нисколько не удивлен: современные дети развиваются гораздо быстрее, чем в те времена, когда сам Икер был ребенком. В восемь лет (еще до судьбоносной встречи с Борлито) он и сам отчаянно ревновал. Он ревновал собственную мать к мудаку-танцору, с которым она бежала в Аргентину, бросив сына на произвол судьбы. Это была запоздалая ревность, ведь мать оставила Икера задолго до того, как ему исполнилось восемь. Но время уже не имело принципиального значения и не делало ревность менее яростной. От нее горчило во рту, а перед глазами стояла пелена, украшенная темными и светлыми полосками, – точь-в-точь такими, как на чертовом матросском костюмчике, ни разу не надеванном. Уже повзрослев, Икер понял, что это была именно ревность, но знал ли он это слово в свои восемь?

Наверняка.

Да нет, точно знал.

Как ни странно – в его французском варианте. «Ta jalousie» – так называлась песня дедовой виниловой возлюбленной Жюльетт Греко, твоя ревность. Слушая ее, дед неизменно вздыхал, и в детском сознании Икера ревность была связана именно со вздохами деда и темно-каштановым голосом Жюльетт, а вовсе не с горечью во рту. Лали – другое дело.

Она прекрасно понимает, о чем говорит. И ревнует Мо к любому, кто рискнет выпасть из анонимного миллиона, обрести индивидуальность и приблизиться к ее опекунше. Такое часто случается в маленьких, но дружных семьях, где каждый человек на счету, где все спеленаты нежностью и привязанностью по рукам и ногам, а во рту у каждого торчит кляп взаимной любви.

– …Скажи еще, что я ревную, – снова повторяет Лали.

– Откуда же мне знать?

– Всем, кто с ней знакомится, бывает очень плохо.

– Не понимаю, зачем ты мне об этом говоришь…

– Просто так. Мы ведь друзья. А друзья должны рассказывать друг другу обо всем.

– В идеале. Но так случается далеко не всегда.

– От чего тогда зависит идеал?

– Если бы я знал, детка, я был бы самым мудрым полицейским инспектором в мире. Э-э… вторым по мудрости после полицейского инспектора Вселенной.

Икер даже не успел заметить, как Лали приблизилась к нему, разом перемахнув через часть океана, уже собранного из паззлов. Слегка привстав с колен, она снимает с головы Субисарреты шляпу и надевает ее на себя. Шляпа слишком велика, голова и часть лица утопают в ней, – и это доставляет ангелу явные неудобства. Сбив шляпу на затылок, Лали произносит:

– Мы были бы замечательной парочкой инспекторов!

– Еще бы.

– Это называется – напарники, так?

– Точно.

– А если напарники к тому же еще и друзья, – это и есть твой идеал?

– Не знаю. Может быть.

– Так ты расскажешь мне?..

– Мы, кажется, уже закрыли эту тему, Лали.

– Взрослые тайны? Взрослые дела, да?

– Да.

– Ты можешь не волноваться. Я знаю, что такое убийство.

Лали произносит это совершенно спокойно, и даже как-то устало, и Икер тотчас же вспоминает о ее матери: она была убита. Подробностей Икер не знает, и никогда бы не стал их выяснять, остается только догадываться, как это произошло и где была Лали, когда это произошло. Субисаррете хочется надеяться, что провидению удалось уберечь девочку, и она не видела свою мать мертвой. Возможно, так и случилось: в том, как Лали произнесла последнюю фразу, нет ничего личного. Но и особой отстраненности не наблюдается: похожим образом рассуждает о насильственных смертях судмедэксперт Иерай Арзак. Рассуждает норная собака Микель. Рассуждает сам Субисаррета, – любой, кто сталкивается со смертью по долгу службы. Возникнув внезапно, эта мысль деморализует Субисаррету, двойные и тройные смыслы снова окружают его.

– Я просто хочу тебе помочь, – продолжает увещевать Лали.

Еще в Сан-Себастьяне Субисаррете пришло в голову, что эта девочка – медиум и интуитивно чувствует многие вещи, но дело даже не в этом: у него нет сил сопротивляться напору Лали. Особенно теперь, когда она смотрит на него в упор. Ее глаза были разными: темно-синими и просто темными, почти черными; в них бурлили водовороты, в них бесновались смерчи, но и в эти моменты у Субисарреты еще оставался шанс спастись.

Теперь его нет.

Инспектор не может пошевелиться, что-то похожее он испытал, когда разглядывал татуировку под коленом у Альваро.

– Ну, ладно, – сдается, наконец, Икер. – Раз мы такие замечательные напарники, сыграем в вопросы и ответы. Я расскажу тебе все, что знаю, а потом ты расскажешь все, что знаешь.

– Здорово! – ангел радостно хлопает в ладоши.

Этот жест немного успокаивает Субисаррету: несмотря на смерчи и водовороты в татуированных глазах, Лали все же остается восьмилетним ребенком со всем полагающимся детям нехитрым набором эмоций.

– У меня был друг.

Странно, что он начал не с красной пижамы, а с Борлито, неужели он хочет рассказать какой-то девчонке о том, о чем до сих пор не рассказывал никому? О том, что случилось задолго до убийства и не имеет к нему никакого отношения.

– У меня был друг, – для наглядности Икер вынимает из ящика эбонитовую фигурку воина со щитом и ставит ее перед собой.

– Такой, как я?

– Его я знал намного дольше, чем тебя, детка. И он был лучшим другом. Для того чтобы стать лучшим, всегда требуется некоторое количество времени…

– Сколько?

– Не знаю. Но тебе, наверное, не слишком интересно слушать про моего друга?

– Очень интересно. Как его звали?

– Альваро. Альваро Репольес. Однажды он пропал.

– Как это – «пропал»?

– А вот так, – Икер прячет фигурку за спину. – Уехал в другой город и не вернулся. Обещал вернуться, но так и не сдержал обещание.

– Ты искал его?

– Конечно. Ездил в тот город. Был в гостинице, где он останавливался. Нашел там его саквояж, а его самого не нашел. Он ушел из гостиницы, оставив вещи, и больше его никто не видел.

– «Никто» – это кто? – неожиданно и совсем по-детски спрашивает полицейский инспектор вселенной.

– Ну… Никто из тех, с кем я разговаривал.

– Но ты же разговаривал не со всеми людьми на свете, правильно?