Жиголо - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Валяев cтр.№ 12

Вопрос мне показался вполне резонным: действительно, почему бы нахалу не принять участие в дачной пасторали. Думаю, он найдет общий язык с любящей уединение пастушкой, у которой, подозреваю, прелестные, но волосатые ножки. Вдвоем они будут дурманить голову стихами поэтов Серебряного века, вдыхать сладковатый дымок марихуаны и грезить о потусторонних мирах, расписанных кислотными красками.

— Ты серьезно, Димыч? — мой спутник делает вид, что задумался.

— Не по душе мне этот день рождения, — признаюсь. — Не люблю идейных дур с волосатыми ногами.

— Волосатые ноги — это хорошо, — чмокает Мамыкин.

— И рюшечки я не люблю.

— Рюшечки? Какие рюшечки?

— Всякие, разные, — и вручаю три импортные сотенки. — Это тебе на незабудки.

Наконец Мамин понимает, что я не шучу и ассигнации в его руках натуральные, как носки из алабамского хлопка. И начинает нервничать, мол, я не так его понял. Попытки товарища отлынить от встречи с прекрасной феминисткой тщетны. Я проявляю принципиальность: за базар надо отвечать, Веничка, и разве плохо за одну романтическую ночку получить семь кредиток? А потом: у меня есть шанс поужинать при свечах с девушкой по имени Верочка, которая мне понравилась — понравилась своей, скажем так, статью.

— А работать буду я, — вредничает Мамин, уступая. — Вот делай после этого людям добро.

— Добрый ты человек, — проникновенно говорю я. — На таких, как ты, Вениамин, земля держится.

— Иди к черту! — и требует, чтобы я прекратил говорить красиво. — Мне блевать хочется от таких слов, — утверждает. И я его понимаю: не каждый выдержит подобной пошлятины, выворачивающей желудок. — И где ещё четыре капустины? — Продолжает волноваться. — Я их что-то не вижу, — и картинно мацает воздушные потоки, врывающиеся в салон автомобильчика. — Чтобы кролики размножались, знаешь, что надо делать? — И хохочет: — Не надо им мешать!

Я тоже смеюсь и снисхожу до объяснений: остальная сумма ждет его после того, как пастушка выразит госпоже Пехиловой признательность за неожиданный, но своевременный подарок — в его лице.

— В моем лице, — проверяет щеки задумчивый Мамыкин. — Как бы по нему не схлопотать?

Я успокаиваю товарища: никаких недоразумений не должно случится, все зависит от того, как он исполнит известную песенку — главное, чтобы от всего сердца, и тогда сердце дамы… Мамин снова возмущается: как много слов я говорю, нельзя ли быть проще, жиголо проклятый!

— Нельзя, — смеюсь я, — иначе ты не поймешь.

— Намекаешь, что я тупой?

— Не намекаю, говорю.

И мы смеемся, нам приятно катить по родному городу в дребезжащем кабриолете и, кажется, у нас нет проблем. Мы молоды, веселы, беспечны и не обременены никакими обязательствами, кроме приятных. Мы не знаем своего будущего — и этим счастливы. Оказывается, как мало нужно для счастья: не знать своего будущего.

Однажды мне приснился сон: будто я иду по горной тропе. Она узка и опасна, любой шаг в сторону — смерть. И уже у самой вечной вершины, скрывающейся в королевских облаках, понимаю, цель моя недостижима: камни тропы точно плавают в эфирной туманной мге и угадать благонадежность опоры нет никакой возможности. А путь назад отрезан кампепадным потоком. И тогда в минуту отчаяния я обращаюсь: Боже, милостив буди мне грешному!..

И после вопиющего гласа вижу: ЕГО, невнятного, сотканного из клочковатого тумана. ОН идет рядом, но по невидимой мне небесной дороге.

— Заплутал, раб божий, — слышу ЕГО голос. — Ну-ну, а ты по камням-по камням иди, а вот по красным не ходи.

И вижу: тропа очищается, наливаясь благостным светом, но многие камни точно облиты густой киноварной кровью. И тем не менее я понимаю: путь мой отныне зрим.

Этот сон мне привиделся накануне наших показательно-парашютных выступлений перед НАТО. С криком дневального он улетучился, и я его не вспоминал, и вспомнил только, когда увидел окровавленные ошметки, разметанные по стылому полю. Они промерзли и походили на камни. По причине общевойскового бардака поиски мы начали только через четыре часа после десантирования и поэтому куски мяса молодых десантников были похожи на камни. Их было удобно собирать в плащ-палатки. Именно тогда на родном поле, продуваемом черным ноябрьским ветерком, я вспомнил о странном сне. И запомнил его.

И проснувшись снова поутру в родном доме, я почувствовал привкус этого сна. Правда, понял это позже, уже ночью, когда увидел окровавленный труп своего лучшего друга. Но утром, почистив зубы, я удалил привкус сна и необъяснимое чувство тревоги. Что может случится в день чудный и такой летне-ситцевый?

— А прокати, сына, на наши шесть соток, — попросила мать и этой просьбой окончательно отвлекла от пустых мыслей. — Да и могилку Жигунова посетим.

Отца именно так и называла уважительно: Жигунов. Он погиб под автомобильными колесами, будучи заместителем главного инженера АЗЛК. Вот такая вот гримаса судьбы. Мне тогда было четыре года. И я плохо помню взрослый мир. Единственное, что помню: веселенький шалаш на грузовике из венков. Кумачовые ленты трепались на ветру и казалось, что наступил праздник Первого мая.

Шесть соток находились в дачной местности, у деревни Луговая. В добрые времена красивую местность у речки Луговина оккупировало садово-огородное товарищество «Автомобилист». Через несколько лет случилась смычка между городом и деревней, и возник поселок с ДК «Москвич», с двухэтажным стеклянным универсамом, мастерскими по ремонту отечественных гробиков на колесах, колхозным рынком и кладбищем, приткнувшимся на окраине. Именно там и похоронили заместителя главного инженера. Мать утверждала, что такова была воля усопшего. Думаю, сделала это для собственного удобства и душевного равновесия: весенне-осенний период любила проводить в саду и на огородике, приносящим небольшой фруктово-овощной прибыток. Отчим в свои лучшие годы тоже принимал активное участие в обустройстве фазенды, сумев организовать не только поставку строительных материалов, но и задействовать рабочую силу местных умельцев. Один из них дед Матвей потрясал колоритностью, оптимизмом и крепким земным духом. О нем я и вспомнил, когда наш автомобильчик выкатил на тактический простор проспекта.

— А чего Матвеичу сделается? — пожала плечами мать. — Проспиртовался, что та мумия мавзолейская.

— Врешь, нас не возьмешь, — вскинулся Ван Ваныч, который уже находился в привычном состоянии приятного опьянения средней тяжести.

Мать толкнула праздного человека под ребра и тот уснул сном праведника. Я на мгновение вспомнил о своем сновидении, да напряженное движение при выезде из города отвлекло. Суббота — день дачный и по трассе перемещался бесконечный автопоток любителей родной природы. Впрочем, наша самоделка оказалась резвой и, продравшись сквозь неуклюжий транспорт, мимолетным видением полетела над среднерусской равниной. Вечные поля и такие же перелески, а над ними вселенский небесный лоскут. И мы под ним: тщеславные и мелкие, пытающиеся утвердиться в этом одном из самых странных миров солнечной системы. Странных — потому что жизнь у нас обесценена до копейки — точнее, она ничего не стоит.