Провидение зла - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Малицкий cтр.№ 96

– Вот и посмотрим, – прошептала Кама.

Нет, заклинание определенно должно подействовать, это было так же ясно, как то, что хороший удар кинжалом способен пронзить человека насквозь. Но можно ли было столь вольно обращаться с колдовскими сплетениями? Увеличивать количество мума в несколько раз от требуемого? Удлинять надпись? Использовать вместо медных стерженьков бронзовые кинжалы? Да еще замешивать состав на собственной крови?

– А на какой еще его замешивать, если нет ни требуемой курицы, ни петуха, ни даже цыпленка? – сама себя спросила Кама, прихватив тканью, вытащила из костра оба кинжала, которые успели раскалиться в огне, подошла к камню, прочитала нужные слова, повторила трижды, чтобы неправильная интонация хотя бы в одном слове не испортила труд всей ночи, размахнулась и вонзила кинжалы в камень в начале первой и в конце последней руны.

Они вошли в скальную породу, как в масло, по гарду. Затем надпись набухла темно-красным, вспыхнула ярко-желтым и только после этого стала, тихо потрескивая, остывать. Но все это Кама видела, лежа в десяти шагах от могилы Сора. Ее отбросила волной жара, едва она воткнула кинжалы. И только на земле, разметав костер и не долетев до железной двери часовни пяти шагов, Кама вдруг почувствовала, что слезы наконец наполнили ее всю, подобрались к опаленным ресницам, и заплакала. Она плакала о Соре, об Игнисе, о самой себе, о Фламме, о ледяном камне, который бродил по ее телу, о Рубидусе, в мертвое лицо которого она так и не посмотрела, о своей больной ноге, которая ныла и не давала ей покоя, и той ноге, которая зажила, но теперь вновь отозвалась болью. Она плакала, пока не уснула, но спала недолго.

Она открыла глаза еще в сумерках, но вершины Балтуту уже были подсвечены рассветом. Надпись на камне оказалась выжженной на палец. Камень был еще теплым, но рукояти кинжалов показались ей ледяными. Ей почудился цокот копыт и голоса. Кама легла на дорогу, приникла ухом к камню и поняла, что со стороны Кирума идет отряд. Она проверила лошадей, забралась в седло и повела их сначала по каменистой тропе в сторону Ардууса, через четверть лиги свернула по затянутой прошлогодней травой ложбине в сторону гор, потом повернула на юг и через пару лиг углубилась в можжевеловую рощу на гребне одного из увалов. Отсюда, через глубокий, усыпанный острыми камнями распадок часовня, столб и погребение Сора были как на ладони.

Отряд в три десятка всадников появился через час. Он остановился у часовни, но стоял недолго. Один из воинов, который держал на древке серое полотнище с черным силуэтом кабана, стоял возле кострища, прочие всадники разделились и обыскали все вокруг на расстоянии сотни шагов, после чего отправились к Ардуусу.

«Ищите, – со злорадством подумала Кама. – В вашем королевстве больше нет наследного принца. Кабанчик зарезан. А королеве Флустре уже пятьдесят. Стоит попробовать слепить другого наследничка или уже поздно? Или следует поменять королеву, если эта рожает мерзавцев? Или наследная мерзость таится не в королеве, а в короле?»

Во рту у Камы стало горько, как будто она глотнула прокисшего вина. Ее выворотило тут же, в роще. Она взяла мех с водой, долго полоскала рот, потом умылась, напоила лошадей, вновь забралась в седло и направилась точно на юг, раздумывая, что же изменилось вокруг нее, если уже знакомые места кажутся чужими и непривычными? Кама поняла причину только вечером следующего дня, когда после блужданий между деревеньками и дозорными вышками Кирума, впереди, между лесистыми холмами, заблестела лента Малиту, а закатное солнце бросило последние лучи на предгорья Балтуту. Увалы, холмы, склоны гор – все это приобрело ярко-зеленый цвет. Еще стояли голыми деревья, еще прикрывала низменные луга прошлогодняя трава, но земля ожила. И это вновь заставило Каму заплакать. Она расположилась в рощице на вершине холма, склоны которого были покрыты колючей акацией. Даже без листьев серые заросли скрывали ее стоянку, а заросли осоки у родника и болотце с обратной стороны холма позволили отдохнуть лошадям. Кама занялась собственной ногой. К несчастью, обучению целительству она отдавала столько же времени, сколько и магии. К счастью, как нужно обрабатывать раны, ее учил Сор, в его мешке обнаружились и снадобья, да и смола от Фелиса Адорири была бесценным подарком. В первую же ночь Кама развела костер, вскипятила воду и, скрипя зубами, принялась чистить рану. Икра раздулась, покраснела, но еще не приобрела темно-красный оттенок, значит, ногу еще можно спасти. И все-таки с первой раной было проще, видно, Рубидус не содержал в чистоте свои стрелы, ноги было невозможно коснуться. Или все дело в умении Сора? Кама приготовила ткань, смолу, маленькую бутыль с квачем, иглу, шелковую нить, дала слегка остыть воде, свернула из платка жгут, зажала его зубами, обожгла на костре сразу два ножа и одним движением вскрыла рану сразу с двух сторон.

От боли она потеряла сознание. И уже выкарабкиваясь в явь, похвалила сама себя, что поступила именно так, на то, чтобы вскрыть рану в два приема, духу бы у нее не хватило. Нога была покрыта гноем. Боль не уменьшилась, но едва не потрескавшуюся кожу можно было потрогать. Кама промыла ногу горячей водой, затем снова взяла в зубы жгут и залила рану квачем. По правилам надо было бы промыть рану насквозь, но она покрывалась холодным потом даже при мысли об этом. Смешав снадобье от Сора, запах которого ей показался знакомым, с толикой смолы от Фелиса, Кама перевязала придуманным ею средством рану и стала вспоминать заклинание, которое могло бы помочь ей справиться с недугом. В голове теснилось не меньше трех десятков лекарских наговоров, но большая часть содержала кучу древних лаэтских, атерских и руфских слов, в их понимании Кама не была уверена, поэтому она выбрала самое просто заклинание, которое должно было изгнать из раны все чужеродное, а именно грязь, гной, нечисть, если такая сумела проникнуть в ее кровь, и прочее, что не относится к живой плоти. Кама несколько раз прошептала это заклинание на память, дабы увериться, что ее нога не останется, к примеру, без ногтей или кожи, затем позволила себе подремать, а под утро расчистила на земле небольшой участок, вычертила необходимые знаки, накрыла их чистой тряпицей, поместила в центр рисунка больную ногу, которую вновь начало подергивать, положила по углам рисунка крупинки с мумом и, прошипев заклинание, щелкнула пальцами.

Ничего не происходило. Кама уже начала нервничать, когда крупицы с мумом раскалились, ноге стало щекотно, затем тепло, словно она расчерчивала рисунок на недавнем кострище, и вдруг – горячо. Прикрывающая рану штанина и повязка вспыхнули, и хотя тут же обратились пеплом, крик, который издала принцесса Лаписа, донесся не только до реки, но и до противоположного берега.

Она пришла в себя уже днем. Порты ее лишись до колена одной из штанин, а на ране не оказалось не только следов повязки, но и мази. Кожа покраснела, и хотя обошлось без водяных пузырей, ожог был серьезным. Но вместе с тем опухоль спала. Кама потратила остатки смолы, чтобы обмазать всю ногу от колена до кончиков пальцев, перемотала ее остатками ткани и в очередной раз обозвала себя неучем и дурехой, потому как переодеть порты следовало до того, как нога будет плотно замотана и перестанет разгибаться. Так или иначе, к полудню Кама уже ковыляла по зеленой полянке, присматривала за лошадьми и соединяла содержание двух мешков в один, удивляясь, сколько полезного помещалось в мешок Сора и как все это теперь уложить в ее мешок, если он и так полон, а разворошенные вещи дакита неожиданно увеличились в объеме и никак не хотели помещаться даже на свое прежнее место. Тогда Кама вновь оставила все как есть и легла спать. Она проснулась рано утром. Лошади стояли рядом и, судя по их довольному виду, были готовы идти куда угодно, а еще лучше остаться на том же месте на неделю, а то и на месяц. Нога почти не болела и даже стала походить размером на здоровую. В течение десяти минут Кама собрала мешок, выкидывая все ненужное и то, что не должно было храниться в нем. Разве только кисет из-под смолы Фелиса и серебряный рог, переданный Адамасом, заставили ее замереть на несколько секунд, но и тому, и другому место в мешке все же нашлось. Затем Кама приладила на руки наручи тонкой работы со стальными вставками. Приготовила поножи, но надевать не стала, оставила в подсумках. Перекусила, пожевав сушеных груш, сухарей и запивая все это водой, и вскоре уже спускалась вместе с лошадьми к реке.