Лесовичка - читать онлайн книгу. Автор: Лидия Чарская cтр.№ 47

Фея… лесная сказка… о, как это все сродни ей, Ксане, одинокой лесной девочке, которую зовет на новое поприще этот добрый, с детскими глазами и серебряными нитями в волосах, ласковый человек.

И в то же время глухой внутренний голос шептал ей:

«А твое обещание! А монашеский клобук? А слово, данное Манефе?.. Нет! Тысячу раз нет! Ты не должна быть обманщицей, лесовичка!»

Она поднялась со своего стула, гордая, суровая, и заговорила, задыхаясь от волнения:

— Нет… не поеду с вами!.. Не хочу… У меня другое… Я поступаю в монастырь…

— В монастырь? Вы, детка, вы — в монастырь? Побойтесь Бога! С вашей молодостью, с вашим талантом!.. Дитя! Кто внушил вам эту мысль? Это преступление против себя, против своей юности!.. Слушайте, детка, я не менее религиозен, нежели вы, должно быть. Я умею верить, я умею молиться… Чтобы угодить Богу, чтобы любить и познавать Его, не надо запираться в тесную келию от всего мира… Во всяком случае, тот, кто своим талантом может доставить высокое художественное наслаждение людям, тот, кому от Бога дана возможность заставить толпу волноваться, плакать, смеяться, тот, кто в состоянии привлечь внимание слушателя и показать ему жизнь, как она есть, тот, по-моему, не имеет права прятаться за монастырские стены и совершает грех, зарывая свой талант… Конечно, людям, которые смотрят на театр, как на пустую забаву, которые не признают великого значения искусства, мои слова покажутся ересью. Но тот, кто умеет ценить сцену, кто понимает ее значение, тот признает, что я прав… Не знаю, детка, поймете ли вы эти слова старого, опытного и преданного искусству актера — потому что вы еще слишком молоды, вы не знаете жизни… Поверьте одному: у вас талант воспользуйтесь случаем развить его, показать его… Сама судьба предназначила вам быть артисткой, и вы должны, вы обязаны посвятить себя искусству, сцене… Детка, я многих из тех девиц, которые увлекаются театром, не обладая никакими задатками таланта, отговаривал и отговорил посвятить себя сцене, зная, что их ждет там вместо славы одно разочарование… Но вас, напротив, я хотел бы убедить поступить на сцену, потому что я ясно вижу — вы созданы для театра… Доверьтесь же мне, как отцу и другу, поезжайте с моей труппой… Вы настоящая маленькая лесная фея Раутенделейн, из которой я сделаю великую актрису…

Арбатов встал и поглядел в глаза Ксане, ожидая от нее ответа.

— Нет!.. я не могу!.. я не поеду!.. — тихо ответила Ксаня. — Я дала обещание…

— Я не верю… это не может быть, — волновался Арбатов, — это обещание у вас вырвано, вероятно, силою… О, я знаю вашу мать Манефу, знаю ее проделки!.. Детка моя, — продолжал он нежно, — поймите вы, что это положительно грех не использовать своего таланта… Нет, нет, вы должны согласиться ехать со мною, чтобы яркой звездой засиять на русской сцене! Да, феей Раутенделейн появитесь вы в первый раз на подмостках и этой чудною лесною сказкой ознаменуете ваш дебют сначала в маленькой труппе провинциального городка, а оттуда — кто знает — быть может, впоследствии засияете яркою звездою на всю Россию, на всю Европу, весь мир…

— Нет!.. нет!.. Оставьте меня!.. Не уговаривайте меня!.. — вся дрожа, отвечала Ксаня. — Я не могу… я дала обещание… я должна… я…

Она не окончила своей фразы.

В дверях показалось розовое облако тюля, и княгиня Лиз, смеясь и звеня своими браслетами, обняла Ксаню.

— Прелесть моя, за тобой прислали! Я бы охотно оставила тебя у себя, но… боюсь матушкиного гнева!

И, сделав испуганное лицо, княгиня расхохоталась раскатисто и звонко.

Ксаня отвесила по низкому монашескому поклону ей и Арбатову и быстро поспешила из залы.

— Не правда ли, прелесть? — блеснув глазами ей вслед, спросила княгиня.

— Она настоящая фея Раутенделейн! — восторженно произнес тот.

— Кто? — не поняла княгиня.

— Фея Раутенделейн из гауптмановской сказки «Потонувший колокол». Маленькая лесная нимфа, ушедшая к людям из темного леса разделять их судьбу…

— Вы правы, назвав ее так, Арбатов! Ее история — это нечто удивительное!

И, присев на стул подле Арбатова, княгиня Лиз тут же, на подмостках сцены, рассказала ему всю историю Ксани-лесовички в том виде, как она ее узнала от матушки Манефы.

Тихо мерцает лампада перед Распятием Спасителя. Божественный Страдалец изображен с низко поникшей головою на грудь. Капельки крови, застывшие на теле, кажутся горящими рубинами чистейшей воды. Взор Спасителя поднят к небу. В нем светозарная скорбь, именно светозарная. Иначе нельзя определить эту полную неземной грусти, сладкую надежду на то, что великая жертва принесена за мир, за людей на общее людское благо.

Ксаня сидит у подножия Распятия в пустой, холодной и полуосвещенной часовне. Ее зубы дробно стучат. Руки и ноги захолодели.

Сегодня первая ночь «испытания». Таких ночей она должна провести шесть, прежде чем матушка отвезет ее в обитель. Так уже принято у них в пансионе, что каждая, обрекшая себя Богу, должна простоять шесть ночей на молитве от девяти до трех утра, чтобы сосредоточиться в полном одиночестве, подвести подсчеты прошлому, обдумать строго грядущее наедине с самой собою.

Но завтрашняя ночь будет пропущена. Завтра елка и вечер у княгини и представление «божественной мистерии», как называла княгиня устраиваемые ею спектакли.

Ах, как морщилась матушка, когда говорила ей вечером сегодня, благословляя ее идти в часовню:

— Эти светские выдумки помешают тебе только «готовиться», оторвут высокие помыслы и заменят их суетой. Просила княгиню освободить тебя, а она и слушать не хочет. Говорит, что ты будешь украшением ее представления… Ну, и пусть!.. А завтра опять за молитву…

Утром Секлетея принесла в классную радостную весть. «Уленьке лучше… Уленька выживет… Доктору удалось предупредить воспаление мозга!»

Итак, молитва пансионерок была услышана. Уленька была вне опасности.

Точно праздник Святой Пасхи была встречена эта весть присмиревшими пансионерками. Уленька-язва, Уленька-сплетница была забыта. Помнили о страждущей, болящей и несчастной Уленьке и взялись помогать сиделке, приглашенной к больной. Потом вспомнили о Лареньке.

— Что-то она? Как доехала?

— Надо бы узнать… в белую руину сбегать… Верно, уж лежит там письмо от Ларенькиного спасителя, — предложил Ксане кто-то из девочек.

Из-за крещенских морозов девочек гулять не водили, и потому Ксане пришлось снова прыгать зайцем среди сугробов.

Под мышкой мраморной Венеры лежало письмо.

«Царевна лесная! Сим доношу, что довез вашу беглянку до вокзала и посадил в поезд, — писал Виктор. — Она вам кланяется. Сейчас получил от нее длинную телеграмму. Извещает, что благополучно доехала до своей бабушки и что бабушка к Манефе ее больше не отпустит. Как видишь, царевна, все устроилось отлично — назло всем вашим монашенкам. Лариса обещала прислать обо всем подробное письмо, которое я в свое время исправно вам доставлю. Ну, а когда же я увижу твою милость? В субботу отпрошусь в отпуск к товарищу и приду в эту разлюбезную собачью конуру. Может быть, увижу тебя или найду от тебя писульку. Прощай, друже! Рад, что сослужил тебе службу. В сущности, ведь ты славный малый, Ксанька, хотя и не хочешь знать ни меня, ни розовых графов. Ну, пока до свидания. Искренно преданный