Портрет убийцы - читать онлайн книгу. Автор: Фил Уитейкер cтр.№ 37

— Мне кажется, мы должны сказать ему вместе.

Пол стоял, глядя на свои руки. Потом с легким стуком свел кончики пальцев вместе.

— О'кей, — произнес он.

— Правда?

Я была искренне рада: я никогда не думала, что уговорю его, а если это и удастся, то в результате длительной борьбы, схватки, в ходе которой будут использованы и подкуп, и шантаж. Я нагнулась и от души поцеловала Пола.

— Я люблю тебя.

Он поднял на меня глаза, улыбнулся:

— Я тоже тебя люблю.

Когда мы ехали, у меня впервые за многие дни на душе было легко. Даже реакция Пола, когда я наконец нашла подходящий момент и сказала ему, — неверие, затем идиотская радость, — лишь ненадолго утишила мои сомнения. У меня по-прежнему было такое чувство, точно я балансирую на канате, что в любую секунду Пол повернется и объявит: это его не устраивает, он желает мне всего самого хорошего, позаботится, чтобы у меня было достаточно денег, но ничего больше я ожидать от него не должна. И то, что он согласился поехать со мной к папе — несмотря на возможность разругаться, услышать обвинения, злобные слова, — говорило куда больше о том, что он берет на себя обязательства, чем любые пустопорожние рассуждения, какое имя дать мальчику, а какое девочке. Это выглядело как новое начало. Я впервые почувствовала, что он окончательно решил держаться меня, что этого он действительно хочет.

— А он не попытается уговорить нас пожениться?

Я изменила скорость перед предстоящим подъемом.

— Не думаю. Он весьма спокойно отнесся к тому, что мы съехались, он просто хочет, чтобы мы были счастливы.

Пол коротко рассмеялся, положил руку мне на колено.

— Мне не терпится увидеть его лицо, когда ты ему скажешь.

Мы приехали. Прежде чем выйти из машины, я повернулась к Полу, заглянула ему в глаза, проверяя, все ли в порядке. Он кивнул:

— Пошли.

Папа обнял меня, поцеловал, довольно тепло приветствовал Пола, затем пригласил нас в гостиную. Мы расселись, и наступила неловкая пауза — папа, казалось, чувствовал, что предстоит нечто экстраординарное, что сейчас не время для болтовни. Я старательно продумала, как ему сказать, и похоже, мне надо было это делать прямо сейчас.

— У нас есть новость.

Брови взмыли вверх, приглашая меня продолжить. Я взяла Пола за руку.

— У нас будет ребенок.

Папа откинулся на спинку кресла — того самого, что все эти годы выдерживало его вес. А я изучала его лицо, пытаясь понять реакцию. Я увидела, как его глаза метнулись на Пола.

— Но я ведь это уже знаю, — сказал он, снова посмотрев на меня с озадаченным видом. — Ты же говорила мне, помнишь, в последний раз, когда была здесь пару недель назад?

Я почувствовала, как дернулись пальцы Пола. Я молча покачала головой, глядя на папу, на его застывшее лицо, прокрутила в мозгу беседу, которая у нас была, как я спросила его, не жалел ли он когда-либо, что стал отцом. Я не хотела сообщать ему до разговора с Полом. Я хотела просто побеседовать с ним.

В мозгу моем было одно-единственное слово — «но». Рука Пола выскользнула из моей. Мои губы сомкнулись, не произнеся возражений. Исправить ничего уже было нельзя — урон был нанесен.

Холли иногда начинает ворочаться около часа ночи, испуганно вскрикивает. А я еще не засыпала, злясь на Пола, спящего сном праведника рядом со мной. Я вылезаю из постели, склоняюсь над кроваткой Холли, тихо шикаю и намереваюсь взять ее на руки. Она же не знает, где находится. «Все в порядке, — говорю я ей, — мама с тобой». Я просовываю руку под ее плечики, осторожно ее приподнимаю, предлагаю ей «Томми Типпи». Она жадно пьет воду, пару раз отстраняется от бутылочки, чтобы передохнуть.

Полумрак в спальне освещен отражением от флюоресцентных трубок из передней. Холли перестает пить, продолжает сидеть, глядя прямо перед собой, плечики ее поднимаются и опускаются все медленнее по мере того, как рассеивается страх. Я поддерживаю ее за спинку, но она не обращает на меня внимания, взгляд ее устремлен на конец складной кроватки, словно она не может понять, что это такое. В призрачном свете ее светлые волосы блестят как платина, они свалялись, перепутались, упали ей на лоб, болтаются на ушах, прилипли к щечкам. В сумерках ее глаза становятся необычными, ресницы кажутся черными, словно густо намазанными. Она выглядит до нелепости взрослой. Странные трюки играет с нами свет, но на какой-то миг моя дочка становится миниатюрной копией будущей взрослой. Она выглядит растерянной, дезориентированной, не ведающей ни времени, ни места. Я не знаю, кто посеял в ней страх, кто за это в ответе. И грудь сжимается, возникает боль. Я протягиваю к ней другую руку, вынимаю ее из кроватки, прижимаю к себе, чтобы она почувствовала тепло, что она в безопасности, в надежном месте. Я снова держу ее как малютку, пока глазки ее не закрываются. Проходит не знаю сколько времени, прежде чем я осмеливаюсь пошевелиться, осмеливаюсь положить ее — как можно незаметнее — снова в собственную кроватку.

Диклен

Утро, начинается новый день. Сегодня — я это обещаю — ты завершишь свое путешествие. Я не знаю, как ты спала, нашла ли ты себе приличную комнату, в которой можно было отдохнуть. Я ничего тебе не подсказал — возможно, ты была вынуждена остановиться в том месте, какое сумела найти, — плата заранее, провисший матрас, пепельницы в коридорах. Кровать среди контрактных рабочих, низкооплачиваемых служащих, среди меняющейся популяции мужчин, ничем не связанных и находящихся вдали от дома. Если это так, прими душ, оденься, оставь завтрак с жирной пленкой несъеденным на тарелке, повернись и уходи. Ты отправляешься за город, едешь по шоссе А-610, держа путь к более свежему воздуху, быстрым ручейкам, пикам Дербишира. По пути ты увидишь, как все меняется: старая фабрика Плейеров закрыта; заводы Рэли превращены во второй студенческий городок; шахты переделаны в промышленные музеи. Музеи сигарет, велосипедов и угля. Все виды производства, которые вместе с кружевами некогда создали этот город.

Есть одно место, которое надо посетить, прежде чем ты уедешь, — просто проедешь мимо, посмотришь на любопытное место. Дорога Перри, длинная артерия, соединяющая Рэдфорд с Шервудом, местонахождение тюрьмы Ее Величества в Ноттингеме. Нет нужды останавливаться, выходить из машины — здание выглядит совсем как, по твоему представлению, и должна выглядеть тюрьма: серые блоки, высокая ограда по периметру, фотокамеры, обозревающие каждый квадратный ярд. Проезжая мимо главных ворот, ты, возможно, увидишь группку людей. Ты уже проедешь мимо, прежде чем сумеешь разобрать, что написано на их плакатах. Если это тебя хоть сколько-нибудь заинтересует, подъезжай ближе и понаблюдай некоторое время в свое зеркало. Скорее всего ничего не произойдет. Но если ты подъедешь в подходящую минуту, то можешь увидеть, как эта маленькая толпа качнется вперед, услышишь ее крики, брань. Если это произойдет, вскоре появятся полицейские и станут их оттеснять, чтобы они не могли подойти близко или последовать за троицей, которая скоро выйдет оттуда. Когда протестующих удастся окружить, из ворот выйдут трое мужчин и поспешно пойдут в направлении Шервуда, его автобусов и анонимных толп. Они пройдут в нескольких шагах от твоей машины — ничто в их одежде не выдаст, кто из них полицейские, а кто — педофил. Следом за ними, проникая в твою закрытую машину, будут нестись свист и издевки обитателей Ноттингема. Ты со всей очевидностью поймешь, что обитатели нашей самой бесславной гостиницы не в чести. Близлежащие дома, цена на которые и так была невелика из-за близости к тюрьме, теперь, когда появилась эта база для развратников, совершавших сексуальные преступления, стало вообще невозможно продать. Не важно, что эти люди отбыли сроки своих наказаний, расплатились и добровольно остались в этом здании из соображений безопасности. Не важно, что они не могут выйти с территории тюрьмы без сопровождения полиции. Такого рода людей никто не хочет видеть ни здесь, ни где бы то ни было.