– Дай угадаю: неотложная встреча с твоей маникюршей.
– Цветочницей.
– Ошибся. – Он роется в своей сумке из крокодиловой кожи, похожей на докторский саквояж. – К счастью, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.
Он извлекает тщательно подобранный букет. Цветы в больших руках. Руки у него мускулистые, как у папочки.
– Вот почему я опоздал, Глория. Первая буква в названии каждого цветка – буква из твоего имени. Я опоздал, потому что застопорился на «о».
– Орхидея? Орегонский поддубник?
– Ты умница. – Он ухмыляется, и лицо его морщится, как помятая фольга.
Я вырываю букет из его рук и бросаю на стойку для зонтиков. Я протягиваю руку и требую вернуть мои часы.
– Слишком поздно, я забираю их как залог твоей любви. – Он прижимает их к сердцу, затем кладет в карман. – В любом случае за тобой должок. Еще одна сделка, Глория. Ты в таких вещах знаешь толк.
– Но это часы Пи-Джея, он их мне подарил.
– У тебя настоящий вкус к извращениям.
Не думаю, чтобы это пришлось по вкусу Пи-Джею. В конце концов, Пи-Джей отказался даже говорить с Перри и велел Спивви вызывать охрану, если тот еще раз появится в офисе. Разумеется, причиной разрыва была статья, и, разумеется, мне стоило подумать, прежде чем снова связываться с Перри. Но у Перри были связи, его статьи – всегда на должном уровне, у него свой стиль. Доктор медицины, все еще помнящий правила грамматики, владеющий бойким пером журналиста, – это редкость.
Перри знает себе цену, и в этом-то вся беда. Он горько жалуется на редакторскую правку и угрожает судебными исками за изменения в синтаксисе. Вот поэтому Пи-Джей в конечном счете зарубил его разоблачение ошибочных диагнозов рака груди.
Я слышала, как они ссорились. Все слышали.
Перри спрашивает, почему я решила снова привлечь его к работе и почему, если я считаю, что Пи-Джей был прав, пустила его в свою постель.
– Ветер переменился, Перри. Никто не может создать историю на пустом месте, эксплуатируя лишь свое умение развлекать. В любом случае тебя надо было трахнуть – это плата за твою работу.
– И тебе понравилось?
– Честно говоря, нет. – Я двигаю через стол его статью, покрытую кровоподтеками моих чернил.
Перри ее игнорирует. Наносит ответный удар.
– Я думаю, тебе не помешал бы прозак. – Он лезет в нагрудный карман за блокнотом для рецептов. – Выбери дозировку.
– Не поможет. Врачи всегда пытаются прописать мне прозак или другие успокоительные. Будто химические препараты могут сделать меня счастливее. Почему я обязана довольствоваться заменителями счастья?
– Я не понимаю, в чем дело, Глория.
– Я тоже, и в этом проблема. Ты описываешь свои настроения, воспоминания – все, кроме того, что нужно.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты посвятил больше тысячи слов своему детству в Сан-Диего.
– Гм.
– Ты заводишь речь о серотонине, не объясняя, что это, собственно, такое. Ты обещаешь рассказать о продажах риталина и дальше ничего…
– Но я люблю тебя, Глория. Ты потрясающе трахаешься, ты умелая шлюха.
– Я твой редактор. – Я складываю статью и протягиваю ее ему. – Перепиши. Новый черновик мне нужен ко вторнику. – Я улыбаюсь. – Между прочим, тобой заинтересовалось ФБР. Они говорят, что твоя статья – чистой воды самовосхваление, автобиография. – Я подпираю рукой подбородок. – Тем не менее ты еще можешь быть мне полезен.
Он спрашивает, говорила ли я им про него.
– Они мои друзья. Им все равно. Броди и Эммет просто присматривают за мной.
– Ты все еще под подозрением? – спрашивает он.
– Ты так же хорошо знаком с делом, как и я.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты же читаешь газеты.
– У меня нет на это времени. – Он встает. – Я просто вырезаю твои фотографии.
5
Эмили всегда удаются вечеринки, потому что она тщательно к ним готовится, обдумывает каждое приглашение. Я помогаю ей в выборе гостей – ведь это мало чем отличается от подбора статей для журнала.
Канун Нового года. Мы пригласили двадцать пять пар, они уже начинают собираться.
Я вижу, как Эмили округляет глаза, забирая у меня пальто, хотя я ее заранее предупредила, что моим спутником будет Дмитрий. Я пришла с ним, потому что в данный момент не было на примете никого, с кем бы я готова была показаться: Пи-Джей в этом году, увы, не смог составить мне компанию. Подозреваться в убийстве – все равно что быть членом королевской семьи, чемпионом мира или кинозвездой. Я публичная фигура, а Дмитрий – мой телохранитель.
Разумеется, первой к нам устремляется Дейрдре. Уже изрядно набралась. Она – с Джерри, который все еще изрядно трезв. Дейрдре встречается с ним около недели. Называет его своим женихом и уже успела вытрясти из него золотой браслет и две пары туфель. К сожалению, он плох тем, что не желает оставлять ее одну на вечеринках. Только в постели.
Снова появляется Эмили. Протягивает мне скотч, Дмитрию – мартини. Он благодарит ее с легким поклоном.
К нам подходит Макс со своей женой Ниной – он работает вместе с Эмили, мы знакомы, потому что он всегда бывает на ее вечеринках. Иногда он приходит с Ниной, иногда со своим бойфрендом, которого тоже зовут Макс. Иногда они приходят все вместе, много смеются и не уходят, пока все не разойдутся.
Нина и Дейрдре обсуждают наряды гостей. Макс и Дмитрий беседуют о том, какой я замечательный редактор. Эмили тащит меня за собой в кухню.
– Ты что делаешь? – шиплю я, закрыв дверь. – Они же говорят обо мне.
– Какая же ты тщеславная.
– И что с того?
– Ты же обещала мне, что не притащишь его.
– Не притащу кого?
– Этого гребаного русского, Глор.
– А почему нет? Дейрдре же притащила Джерри.
– Джерри – не толстый урод. Джерри не за пятьдесят. – Эмили принимается мыть посуду. Она протягивает мне полотенце, – И это не из-за Джерри моя вечеринка походит на встречу иммигрантов на острове Эллис.
[11]
– А с кем мне нужно было прийти? С папочкой?
– Я всегда так готовлюсь к этим вечеринкам, Глор. А ты всегда так со мной поступаешь. – Она протягивает мне стакан, я вытираю. Полотенце нагревается от теплой воды. – Ты же еще не старуха, неужели не можешь никого подцепить? Ты не можешь стать более… обыкновенной?
– Ты знаешь ответ, Эмили.
– А как насчет Перри?