Последний танцор - читать онлайн книгу. Автор: Дэниел Моран cтр.№ 81

— Ненавижу эту безбожную культуру! — А потом резко отпускает педаль сцепления, и «мустанг» с визгом срывается с места, оглушительно пукнув выхлопной трубой.

Они несутся в западном направлении — по Бульвару Снов к океану, виляя между бандами байкеров. Доктору Смерти приходится повышать голос, чтобы ее было слышно.

— До того как я бросила школу, у нас был учитель истории, пытавшийся убедить нас, какая случилась огромная трагедия, когда римляне завоевали древних греков. Потому что греки были намного цивилизованнее, потому что они были художниками. — Доктор Смерть поворачивается направо, смотрит на Трента, не следя за дорогой, с нажимом заявляет: — К черту искусство! Римляне построили дороги. Они были первыми. Они строили дороги не для создания империи; у них появилась империя, потому что они построили дороги, выровняли и замостили землю, положили гравий, а поверх него — камень. Это дало возможность людям путешествовать, встречаться с другими людьми и другими народами. Это благоприятствовало обмену информацией и развитию личной свободы.

Трент улыбнулся:

— Белинда, ты переоцениваешь значение информации. Доктор Смерть кивает:

— Информация — еще не знание. А знание — еще не понимание. Понимание — не мудрость. Мудрость — не есть правда. Правда — это не красота, красота не любовь, а любовь — не музыка. Музыка — это все!

— Чьи это слова?

— Сейчас... Фрэнк Заппа. Трент трясет головой:

— Никогда о нем не слышал.

— Я всегда хотела заниматься музыкой, — внезапно признается Доктор Смерть. — Это все, чего я по-настоящему хотела. Но я не могу петь.

— Лентяйка. — Следует большая, насыщенная пауза, заполненная благоуханием горящих зданий. Пятнадцатиэтажное строение справа от них с грохотом рушится, и это удивительно красочное зрелище. — Не хочешь, — предлагает Трент, — прошвырнуться по хайвею на полную катушку?

— Идет. — Доктор Смерть сворачивает в боковую улицу, потом на съезд к магистрали и на саму магистраль. — Однажды я была в Сан-Франциско, — мечтательно произносит она, — так у них там есть разноуровневая двойная петля с подъемами и спусками. Я до сих пор помираю от зависти.

Они виляют по асфальту, обгоняя идущий транспорт на бешеной скорости, ветер играет длинными черными волосами девушки. Ей приходится кричать, чтобы заглушить свист ветра:

— Я уже говорила тебе, что когда проснулась сегодня утром, то поняла, что я абсолютное и полное совершенство?

— Да, — отвечает Трент.

Доктор Смерть кивает и произносит совсем другим тоном:

— Так я и думала.

Затемнение.

— Где мы?

Они стоят на бетонированной дорожке рядом с невысокой каменной стеной на краю высокого обрыва и смотрят на огромный город, который Трент не узнает. Неподалеку от них вздымается в небо купол обсерватории.

— Гриффит-парк, — говорит Доктор Смерть. — Лос-Анджелес. Сейчас одна тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год. Только что закончились Олимпийские игры. — Она умолкает, глядя на сияющее море огней. — Мне двадцать восемь лет. На три года старше, чем ты сейчас. У меня нет прав на вождение автомобиля, нет карточки социального страхования. Нет счета в банке. Ни в одном досье в мире нет моих отпечатков пальцев. Меня никогда не арестовывали. Все называют меня Доктор Смерть; я уже так давно не пользовалась именем, полученным при рождении, что почти забыла его.

Прохладный ветерок приносит на крыльях пряный аромат цветов и зелени, заглушающий легкий запах выхлопных газов.

— Через пятнадцать лет, в девяносто девятом, некто по имени Камбер Тремодиан, одетый во все черное, подойдет ко мне и предложит работу. Когда он снимет очки, я увижу, что его глаза пусты и бесцветны, что они темнее, чем скрывающие их солнечные очки. Мы будем стоять тут, вместе глядя на Лос-Анджелес, потому что он захочет увидеть это зрелище — вид с Гриффитской обсерватории — до землетрясения. — Она повернулась к Тренту и тихо сказала: — Он поведает мне то, во что я не поверю. Что я буду могущественной, богатой и уважаемой, что я умру в очень преклонном возрасте и многие меня будут оплакивать. Что все, чего я когда-либо в жизни хотела, я получу. Но он не скажет, в чем будет заключаться та работа, которую он хочет мне предложить, а его предсказания... — Доктор Смерть покачала головой. — В молодости я верила гадалкам и всяким экстрасенсам, а этот Камбер был весьма убедителен, предсказывая мою судьбу, но ему я почему-то не поверила.

Трент всмотрелся в неподвижное лицо Доктора Смерти:

— Ты была такой красивой. Она пожала плечами:

— Это всего лишь мое воспоминание о том, как я выглядела когда-то, а сейчас я просто эгоистичная старуха... Последнее, что он мне сказал, Трент, было: «Ты никогда никому об этом не расскажешь». И до сих пор я не рассказывала. Не знаю почему.

Тренту показалось, что небо на востоке чуть-чуть посветлело.

— Белинда, я прилетел с Цереры, чтобы побыть с тобой, мне сообщили, что ты хочешь поговорить со мной, до того как умрешь. Я выслушаю все, что ты захочешь сказать.

— Ты когда-нибудь станешь старым, Трент. Ты об этом знаешь?

— Я чувствовал себя старым большую часть жизни, Белинда. Даже в ранней юности уже был старым. Меня называют Неуловимым, и некоторые из них думают, что я прошел сквозь стену, а другие считают... — он помотал головой, — еще что-то. Но я еще ребенком знал, что могу умереть. Что когда-нибудь я умру, — медленно проговорил Трент.

Доктор Смерть сняла очки, засунула их в кармашек жилета.

— Осознание своей смертности очень сильная вещь.

Тренту ничего не показалось — солнце действительно поднималось, и бледная полоска света контрастно выделила очертания небоскребов в центре Лос-Анджелеса.

— Я никогда не думала о смерти. Знала, что она когда-нибудь придет, но никогда об этом не думала. Никогда этого не боялась и не боюсь сейчас. Я сделала все, для чего была послана в мир, Трент. Все. Кроме одного.

Трент ждал.

— Четыре тысячи лет назад, — спокойно проговорила Белинда Сингер, — евреи создали в своем воображении бога, всемогущего и всезнающего, он был источником всего. Не самой Вселенной, но источником, из которого появилась Вселенная. Этический монотеизм — сильная идея, и она привела к самому понятию науки, к мысли, что мир познаваем, что он управляется сводом законов и правил, доступных для понимания. Некоторые ученые религиозного толка говорили, что законы природы — это всего лишь мысли Творца. Великое представление, — голос Белинды Сингер был тише, чем шепот. — Я была воспитана в этой вере. Есть только одна проблема — это неправда.

Небо на востоке быстро светлело, и темнота вокруг Трента и Белинды Сингер начала рассасываться, опускаясь в парк, поднимаясь по холму, покрываясь дымкой раннего утреннего тумана.