Снег на кедрах - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Гутерсон cтр.№ 98

Он вылез из дупла, зашагал по лесу и вышел на клубничные поля семьи Имада. Идти между рядов было легко, он шел, а снег искрился в отсветах луны. Наконец он взошел на крыльцо, зашел в гостиную, где ни разу не был, и сел с Хацуэ, ее матерью и отцом. Хацуэ сидела рядом, совсем рядом, в ночной рубашке и накинутом поверх старом халате отца, ее волосы струились волнами по спине и доходили до поясницы. Он сунул руку в карман и достал листки с маяка. А потом прочитал им скоропись и объяснил, почему пришел в половине одиннадцатого, зачем хочет поговорить с Хацуэ, когда прошло столько лет.

Позвонить судье Филдингу не было никакой возможности — телефоны молчали по всему Южному пляжу. Поэтому они вчетвером, сидя с чашками зеленого чаю в руках, тихо разговаривали под треск и гудение пузатой печки в углу. Говорили о процессе над Кабуо, единственной существующей для них теме вот уже столько дней. Было поздно, в комнате разливалось тепло, а за окном все замерзло, омытое лунным светом. Исмаил, раньше писавший о судебных процессах в Сиэтле, утешил Хацуэ и ее родителей, заверив их, что с такими записями судья Филдинг объявит пересмотр дела.

Хацуэ вспомнила, что шериф, давая показания, упомянул опрокинутую кружку на полу рубки. Это значит, сказала Хацуэ, что шхуну Карла Хайнэ качнуло волной от грузового корабля. А раз Карл так и не поднял кружку, то эта же волна сбросила и его самого. Значит, суд над Кабуо должен быть прекращен.

Мать заметила дочери, что сам по себе разлитый кофе еще ничего не доказывает. Отец согласился с ней, прибавив, что кроме разлитого кофе должно быть что-то еще. Кабуо предъявлено слишком серьезное обвинение; чтобы избежать тюрьмы, понадобится нечто гораздо более существенное, чем опрокинутая кружка.

Фудзико осторожно подлила Исмаилу чай и спросила, как поживает его мать. Фудзико сказала, что всегда была высокого мнения о всей их семье. И похвалила газету Исмаила. Сходив за тарелкой с печеньем, она предложила ему взять хотя бы одно. Потом захныкал ребенок Хацуэ — до них отчетливо донесся его плач — и Фудзико ушла.

В полночь Исмаил засобирался; он пожал руку Хисао, сказал спасибо за чай и попросил поблагодарить ушедшую Фудзико. Хацуэ проводила его до крыльца; она стояла в сапогах, в старом отцовском халате, засунув руки глубоко в карманы. Изо рта ее вырывались клубы пара, заслоняя лицо.

— Исмаил, — сказала она, — я так благодарна тебе!

— Знаешь, — ответил он ей, — когда ты состаришься и станешь вспоминать прошлое, вспомни обо мне, хотя бы ненадолго. Я…

— Да, — ответила Хацуэ. — Я вспомню.

Она подошла к нему ближе и, не вынимая рук из карманов, поцеловала, едва коснувшись щеки.

— Найди себе девушку, Исмаил, и женись на ней, — сказала она ему. — Заведи детей. Живи.

Утром, без десяти семь, мать разбудила Исмаила, сказав, что в кухне его дожидается жена подсудимого. Исмаил встал, плеснул в лицо холодной водой, оделся и почистил зубы. Когда он спустился, мать стояла у плиты, а Хацуэ сидела за столом, отпивая кофе. Он увидел ее и тут же вспомнил тот легкий поцелуй.

— Может, я выйду? — спросила мать. — А вы поговорите.

— Мы пойдем в кабинет, — ответил Исмаил. — Вы согласны, миссис Миямото?

— Возьми кофе, — сказала ему мать. — Я сейчас заварю тебе.

Они прошли в кабинет; Исмаил шел впереди. Забрезживший рассвет, едва видневшийся сквозь заиндевевшие окна, начал окрашивать небо в морозные оттенки оранжевого, растекаясь высоко и далеко над соленой водой. Рододендроны пригнулись под тяжестью снежных шапок; с карнизов свисали сосульки. Все вокруг застыло, охваченное белым безмолвием.

Хацуэ заплела длинную, толстую косу; ее черные волосы блестели. Она была в шерстяном свитере грубой вязки, темно-синих брюках и рыбацких сапогах, доходивших до середины икр. Хацуэ стояла и смотрела на портрет отца Исмаила, совсем молодого, когда тот еще был лесорубом.

— Ты так похож на него, — сказала Хацуэ. — Мне всегда так казалось. Особенно глаза похожи.

— Но ведь ты не для этого шла в такую темень, по сугробам, — ответил ей Исмаил. — Зачем же тогда?

— Я всю ночь думала, — сказала Хацуэ. — Ты помнишь, что говорил Кабуо во время дачи показаний? Что у Карла был фонарь, закрепленный на мачте. Огни не горели — и он повесил ручной керосиновый фонарь.

Хацуэ потерла ладони.

— Вот что я думаю, — продолжала она. — Если фонарь все еще там, на мачте, выходит, что аккумулятор у Карла и в самом деле сел. Как и говорил Кабуо. Значит, у Карла действительно не горели огни и он вывесил фонарь. Разве это ни о чем не говорит?

Исмаил сел на край отцовского стола и потер подбородок, раздумывая. В отчете шерифа, насколько Исмаил помнил, о керосиновом фонаре, привязанном к мачте шхуны Карла, ничего не было. Но ведь шериф мог и упустить такую деталь. В любом случае не помешает проверить.

— Ладно, — решил Исмаил. — Поехали в город. Убедимся сами.

Они ехали в «крайслере» Исмаила по слепяще-белой заснеженной дороге, то тут, то там украшенной надломленными или упавшими зелеными ветками кедров и гемлоков. Буран прошел; неподалеку от улицы Лундгрена, на гребне холма стояли дети с санками и камерами и глядели вниз, в овраг, окруженный тонкоствольными ольхами и зарослями низкорослого, без листвы клена. Исмаил повернул на дорогу, ведущую к Индейскому холму, они проехали клубничные поля семьи Масуи, потом коровник с дойными коровами Торсенов и курятники Пэтси Ларсен. Хацуэ, положив рукавицы на колени, протянула руки к обогревателю.

— Сначала надо повидать Кабуо, — сказала она. — Надо все ему рассказать. Я хочу, чтобы он увидел эти записи.

— Присяжные собираются в восемь, — напомнил ей Исмаил. — Если успеем осмотреть шхуну Карла, приедем в суд во всеоружии. И дело закроют.

Хацуэ долго молчала, глядя на него. Смотря пристально, она отвела косу, положив ее на грудь.

— Ты знал об этом грузовом корабле? — наконец спросила она. — Ты ведь знал, так?

— Вчера узнал, — ответил Исмаил. — И весь день думал, как поступить.

Хацуэ на это ничего не ответила; он посмотрел на нее.

— Прости, — сказал Исмаил. — Хотя как такое можно простить.

— Нет, я тебя понимаю. — ответила Хацуэ.

И кивнула; потом потерла руки и глянула в окно на окрашенный солнцем снег:

— Кругом так чисто! И так красиво!

— Да, — согласился Исмаил.

В отделении они разыскали шерифа; он склонился над столом, сидя рядом с электрическим обогревателем. Когда Арт увидел, как они вместе вошли к нему, он бросил ручку на край стола, встал и прикрыл глаза ладонью.

— Ну-ка… дайте угадаю… — сказал он. — Вы ко мне явно по делу.

Хацуэ вынула отчет береговой охраны, развернула листки и положила на середину стола.