Мужской день - читать онлайн книгу. Автор: Борис Минаев cтр.№ 49

Трудно сказать почему, но ручьев в нашем дворе было какое-то невероятное множество.

И все они текли в разные стороны!

– Куда же они текут? – спрашивал я своего друга, пытаясь хоть в этом получить от него какую-то пользу.

Но Колупаев по-прежнему стоял и молчал.

Он молча смотрел, как я леплю запруду из всех подручных средств: из мерзлой земли, в которой куча мелких камешков и осколков стекла, из сырых асфальтовых кусков, которые можно отламывать, как шоколад, из битого кирпича, из веток и прутьев, которые валяются весной почему-то в большом количестве, из настоящей глины, которая невесть откуда появляется вдруг из-под разрытой почвы и на глазах становится мягкой, из железных обрезков какой-то ржавой и ни на что не годной трубы, из ржавой же пружины, из бутылочных пробок, из старых молочных пакетов, из...

– Слушай, а из собачьего говна ты тоже запруду будешь строить? – с интересом спрашивал меня Колупаев, садясь на корточки.

– Буду, – отвечал я прямо и честно, продолжая насыпать грунт и утрамбовывать его носком сапога.

– А зачем? – недоумевал Колупаев. И продолжал свою речь так: – Вот смотрю я на тебя, Лева, вроде ты неглупый пацан. Вроде бы мама с папой у тебя уважаемые люди. Вроде бы поговорить с тобой можно на разные темы. А как весна придет, ты опять начинаешь этой ерундой заниматься! Кому нужна твоя запруда? Объясни мне, Лева!

На это я отвечал ему обычно таким образом:

– Лучше ты мне объясни, наконец, почему в нашем дворе ручьи текут в разные стороны? У нас тут что, дельта Нила? Или Амазонка в период дождей? Ты посмотри вокруг, что тут делается! Конечно, я понимаю – весна, таянье снегов, на реке ледоход, с крыш каплет первая капель и все такое прочее. Но как же могут ручьи течь в разные стороны, да еще в таком вот количестве? Ну ладно бы они текли только в сторону Москвы-реки, это было бы еще хоть как-то понятно. Все-таки мы живем на улице Трехгорный вал, из чего можно сделать вывод, что древние люди насыпали тут какой-то типа холм. Соответственно, от нашей улицы идет крутой спуск к реке. Но вот этот-то ручей, этот! Ты смотри, Колупаев! Он же ведь течет в обратном направлении! Он же течет в сторону центра! Он же явно бежит к улице Заморенова, а от нее – к площади Восстания!

И тогда Колупаев делал несколько огромных шагов, провожая путь моего ручья до определенного места.

Возвращаясь оттуда, он говорил так:

– Ха-ха-ха, Лева! Ты думаешь, твой ручей течет в сторону центра? Ты думаешь, он втекает в бурный поток таких же весенних вод? Ошибаешься, Лева! Этот ручей впадает в канализационный люк! Он гулко шумит под землей, смешиваясь с нечистотами, можно даже сказать, с писями и каками!

Ну как, как я мог объяснить Колупаеву значение и смысл запруд? Как я мог объяснить ему значение талой воды, ее удивительной обжигающей и в то же время мягкой прохлады? Как я мог доказать, что нигде так не отражается солнце, как в текущем ручье, – ни в окне, ни в зеркале, ни в гладком пруду?

– Смотри, Лева, галки прилетели! – орал Колупаев над моей головой, и я задирал доверчиво голову к небу, а мой друг в этом время одним страшным движением каблука разрушал к черту мою драгоценную запруду, все ее башенки и шлюзы, всю ее небесную архитектуру.

– Ты что делаешь! – орал я. – Совсем уже, Колупаев, умом рехнулся!

– Твоя запруда – неправильная, – вежливо отвечал он. – Она не учитывает силы потока. И ее все равно ждет скорая гибель. Мы построим запруду в другом месте. Это будет гигантское сооружение...Можно сказать, стройка века.

– Мы? – недоверчиво спрашивал я Колупаева.

– В смысле ты. Но под моим руководством. Я тебе буду помогать.

Колупаев засучивал штаны до колен и начинал действительно помогать мне, скромному строителю запруд.

План его и в самом деле был грандиозен.

В том месте, где благодаря яме в асфальте ручей образовывал небольшое естественное водохранилище, Колупаев начинал возводить что-то огромное, типа рва. Он приносил землю прямо руками, одетыми, правда, в мои перчатки, которые Колупаев предусмотрительно нашел в кармане моего пальто.

Он укладывал руками в моих перчатках в эту огромную кучу вязкой, хлюпающей земли самые настоящие большие кирпичи.

И скоро лужа-водохранилище разливалась до таких размеров, что рядом с ней просто нельзя было пройти.

– Мальчики, что же вы делаете? – ласково спросила нас как-то раз миловидная женщина, вся сияя на солнце от весны, счастья и любви. На ней было хорошенькое розовое пальтишко и темные чулки.

– Мы? – басом сказал Колупаев в подвернутых штанах. – Запруды делаем! – и вдруг начал прыгать на месте, обливая и меня, и розовую женщину, и себя в том числе, мутными потоками талой воды.

Женщина, осыпая нас ругательствами и оскорблениями, убежала прямо по луже.

– Ты что же делаешь? – строго спросил я его.

– Я ее застеснялся! – доверчиво объяснил Колупаев причину своего поведения.

И тогда я начал смеяться.

Я смеялся так, как не смеялся целую зиму. Я ржал, как лошадь. Я хрипел, как раненный в грудь. Колупаев отвел меня к песочнице, и я стал валиться в нее, как подкошенный.

– Лева, ты здоров? – заботливо спросил меня Колупаев. – Может, ты переохладился? Кстати, у тебя из носа текут сопли.

Часто ли у вас так бывает в жизни: после наступления абсолютного восторга и счастья вдруг выясняется, что подкралась какая-то пакость?

У меня – часто. Вот и тогда, после момента счастья, я вдруг обнаружил, что Колупаев прав. Мои руки от холодной воды совершенно задубели, ноги замерзли, и я начал мелко дрожать. Заметив это, Колупаев стал водить меня по двору кругами, держа за плечи. Но это не помогало. Я продолжал глупо хихикать и вытирать сопли. Тогда он усадил меня на край песочницы и сказал:

– Лева, сейчас ты убедишься, что на самом деле вокруг не холодно, а очень жарко.

Он снял мои перчатки и брезгливо, двумя пальцами отдал их мне, мокрые и грязные. Я сунул их в карман, а Колупаев, напротив, достал из своего кармана маленький стеклянный предмет – линзу, выпавшую из очков.

Колупаев поймал солнечный луч и направил маленькое солнечное пятнышко на мою ногу. Из ноги начал подниматься пар. Потом стало жарко. Потом я заорал благим матом:

– Ты что делаешь, гад? Ты что делаешь, Колупайский! Мне же больно!

– Ты хочешь идти домой? – нежно и ласково спросил меня Колупаев. – Нет? Тогда учти: только солнечный ожог может избавить тебя от переохлаждения и заболевания. Давай руку.

– Нет! – заорал я страшным голосом.

– Как хочешь, – равнодушно сказал Колупаев и спрятал стеклышко.

Я немного посидел, а потом немного походил.

Зубы мои по-прежнему стучали. Очень хотелось домой, в тепло. Но я пересиливал себя. Во-первых, мама будет страшно злая. Во-вторых...