– Он был ученым, – продолжала она
уже более мягко. – У него было много денег. Он сделал только одну ошибку:
доверил ведение дел компании брату и племяннику. За это и поплатился.
Джулия замолчала. Она неожиданно почувствовала
себя очень усталой. Несмотря на сегодняшнюю эйфорию, она ни на минуту не
забывала, что случилось; мучения только начинались.
– Это ужасно, – прошептала она.
– Жадность – вот что ужасно. Жадность –
источник всех зол.
Рамзес смотрел на мрачные разбитые стекла в
окнах домов. Из окон и открытых дверей страшно воняло – мочой, гнилью.
Джулия и сама никогда не бывала раньше в этой
части Лондона При виде такой нищеты ей стало совсем грустно, и собственная боль
отступила.
– Генри нужно остановить, – твердо
сказал Рамзес. – Иначе он снова совершит на тебя покушение. И за смерть
твоего отца надо отомстить.
– Если дядя Рэндольф узнает, что
произошло, он умрет. Если, конечно, он ничего еще не знает.
– Дядя? Тот, что приходил сегодня утром?
Нет, он невиновен и очень боится за своего сына. Но Генри – злодей.
Неуправляемый.
Джулия задрожала, на глаза навернулись слезы.
– Сейчас я ничего не могу сделать. Он мой
брат. Они вообще единственные мои родственники. И если совершено преступление,
пусть преступником займутся суд и закон.
– Ты в опасности, Джулия Стратфорд!
– Рамзес, я не царица. Я не имею права
своевольничать.
– Но я-то царь. И всегда буду им. Я смогу
взять на себя всю ответственность. Позволь мне действовать так, как я считаю
нужным.
– Нет, – прошептала Джулия и
умоляюще посмотрела на него. Рамзес накрыл своей ладонью ее руку, слегка пожал
и наклонился, словно собираясь обнять, но Джулия держалась стойко. –
Обещай мне, что ничего не станешь предпринимать. Если что-то случится, это
будет на моей совести.
– Он убил твоего отца.
– Убей его, и ты убьешь дочь моего
отца, – проговорила Джулия.
Наступило молчание – он просто смотрел на нее,
возможно удивляясь. Джулия так и не поняла. Она почувствовала, как его правая
рука легла ей на плечо. Потом он прижал ее к себе, так что ее грудь коснулась
его груди, и поцеловал долгим поцелуем. По телу Джулии тут же разлился жар. Она
хотела оттолкнуть Рамзеса, но вместо этого ее пальцы скользнули по его волосам.
Она нежно гладила его по голове, потом отстранилась – потрясенная, плохо
понимающая, что происходит.
Некоторое время Джулия не могла вымолвить ни
слова. Лицо пылало, тело расслабилось, стало мягким и податливым. Она закрыла
глаза Джулия знала, что, стоит ему еще раз до нее дотронуться – играм конец она
отдастся ему прямо в этом кебе. Надо что-то делать…
– А ты как думала, Джулия? – спросил
Рамзес. – Ты думала, что я бесплотный дух? Я бессмертен, но я мужчина.
Он хотел снова поцеловать ее, но Джулия
отодвинулась, предостерегающе подняв руку.
– Поговорим о Генри? – спросил
Рамзес. Он взял ее руку, сжал и поцеловал кончики пальцев. – Генри знает,
кто я. Он видел. Я появился, чтобы спасти твою жизнь, Джулия. Он это видел.
Зачем ему жить с этой тайной? Он злодей и заслуживает смерти.
Рамзес наверняка понимал, что в таком
состоянии Джулия вряд ли способна сосредоточиться на том, что он говорит. Его
губы ласкали ее пальцы, голубые глаза сияли.
Неожиданно Джулия рассердилась.
– Во всей этой истории Генри показал себя
идиотом, – сказала она. – Он больше не будет покушаться на мою
жизнь. – Отняв руку, Джулия выглянула в окно: они уже миновали этот нищий
квартал. Слава богу.
Рамзес задумчиво пожал плечами.
– Генри трус, – продолжала Джулия.
Тело вновь слушалось ее. – Жалкий трус. Так, как он убил моего отца,
убивает только трус.
– Трус может оказаться гораздо опаснее,
чем смельчак, – заметил Рамзес.
– Не трогай его, – прошептала она и
взглянула ему в лицо. – Ради меня, оставь правосудие Господу. Я не могу
быть судьей и палачом.
– Это по-царски, – заметил
Рамзес. – Такой мудростью обладает не каждая царица.
Он медленно склонился, чтобы поцеловать ее.
Джулия знала, что должна отвернуться, но не могла. И вновь на нее нахлынули жар
и слабость. Она попыталась отстраниться, но Рамзес удерживал ее;
и все-таки она победила.
Джулия опять подняла на него глаза – он
улыбался. Жестом показав, что принимает ее протест, он произнес:
– Я гость в твоем царстве, моя царица.
Эллиоту не стоило большого труда сломить
сопротивление Риты. Несмотря на то что она умоляла войти в ее положение –
хозяйки нет дома, граф может навестить ее в любое другое время, – он молча
прошел в дом и направился прямиком в египетский зал.
– Ох уж эти сокровища! Ни у кого нет
времени заняться ими. Принеси мне стаканчик шерри, Рита. Похоже, я здорово
устал… Отдохну немного и пойду домой.
– Да, сэр, но…
– Шерри, Рита.
– Да, сэр.
Как она взволнована и бледна, бедняжка! Ну и
кавардак: в этой библиотеке! Везде в беспорядке разбросаны книги. Эллиот
взглянул на столик в оранжерее. С того места, где он стоял, видны были лежавшие
там словари. На стульях покоились аккуратные кипы газет и журналов.
Но дневник Лоуренса был здесь, на письменном
столе, – на это Эллиот и надеялся. Он открыл дневник, убедился, что не
ошибся, и засунул его в карман.
Он смотрел на саркофаг, когда Рита принесла на
маленьком серебряном подносе бокал шерри. Грузно опираясь на трость, Эллиот
взял бокал и слегка пригубил.
– Ты не позволишь мне взглянуть на
мумию? – спросил он.
– О господи, не надо, сэр! Пожалуйста, не
трогайте его! – взмолилась Рита. Она смотрела на саркофаг с ужасом. –
Он очень тяжелый, сэр. Мы не должны даже пытаться поднять его…
– Ну ладно, ладно. Ты не хуже меня знаешь,
что древесина здесь очень тонкая и саркофаг совсем не тяжелый.
Улыбнувшись, Эллиот достал соверен и протянул
горничной. Она удивилась и покачала головой.
– Возьми, не отказывайся. Купи себе
какую-нибудь безделушку.
Она не успела ответить, Эллиот обошел ее и
зашагал к выходу. Рита поспешила открыть ему дверь.