Азимут бегства - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Котлер cтр.№ 65

Когда Анхель просыпается, штанов и рубашки Хосе на нем уже нет. Он лежит — голый и теплый, — завернутый в старое индейское одеяло. Лежит он на чем-то твердом.

Комната тесная, воздух затхлый и спертый. Нет ни окон, ни украшений. В углу пара матрацев, а на стене, над изголовьем кровати, — косо прибитый крест. Анхель делает усилие и неуверенно садится. Откуда-то, наверное, из соседней комнаты, доносится тихий стон и гортанный возглас: «Madre de Dios». В изножье кровати он видит сложенную стопкой сухую одежду.

Скрип двери.

— Привет, морячок, явился на свидание?

Анхель пытается произнести «Подождите», но он еще слишком слаб, и все кончается тем, что он падает с кровати и мгновенно засыпает на грязном полу.

Когда он просыпается в следующий раз, то снова лежит в кровати, рядом с которой кто-то поставил стакан воды и положил начатую упаковку аспирина. Он глотает таблетки и не рискует больше вставать с постели.

Поганое утро. Просто жалкое утро. Анхелю хочется плакать. Он одет во все новое. Удивительно, он может самостоятельно ходить и не испытывает при этом особенно сильной боли. В коридоре серый полумрак. Он останавливается в дверном проеме и прислушивается, но не слышит ни единого звука. Наверное, это своего рода бордель, в этом он не уверен, но понимает, что это место, куда постоянно приходят и откуда постоянно выходят люди. Коридор ведет вниз и наружу. С улицы это призрачное сооружение с прокуренными стенами, пропахшее потом множества тел. Это место, где никто не живет, где лестницы скрипят под ногами и где лампочки не освещают ничего, кроме темноты. Для Анхеля этот дом — притча, иносказание. Это место, о котором он никогда больше не услышит и которое он никогда не будет вспоминать. Но странное дело, в этом доме можно получить все ответы на самые мучительные вопросы. Это так очевидно, что между мышами и тенями возник черный рынок, будьте уверены — это рынок только для своих, но информацию здесь можно получить пугающе чистого качества — если заплатить нужную цену.

Но он не станет задерживаться здесь ради сделки — нет, это всего лишь краткая остановка на пути к выздоровлению. Когда он в очередной раз выбирается на утренний свет и вдыхает вязкий воздух следующего дня своей жизни, эти рынки рушатся, а дом впадает в презрительное молчание жестокой цензуры. Здесь нет ничего, чему бы он не научился на других тяжких путях постижения истины.

В правом кармане брюк Анхель обнаруживает приколотую булавкой бумажку в пять долларов — как раз хватит на чашку кофе, пачку сигарет и автобусный билет до Сан-Франциско.

Где-то в прошлом остался человек, которому он обязан самой сердечной признательностью. Вероятно, проститутка — еще одно мимолетное, навсегда ушедшее знакомство.

Он сидит справа, в середине салона, и почти всю дорогу солнце светит ему в лицо. Позади него сидят две женщины, говорящие по-испански мелодичным фальцетом, и еще одна — более молодая и не столь громогласная — с черными миндалевидными глазами и прокуренным голосом, положившая руки на спинку его сиденья. Скосив глаза, Анхель смотрит на глубокие тени между ее пальцами. У нее тонкие ненакрашенные ногти, и ему хочется, чтобы она положила свои руки ему на живот и медленными движениями гладила его. Как давно все вещи вокруг него движутся медленно и неспешно.

На Маркет-стрит он пересаживается в другой автобус, едет стоя несколько остановок и выходит за пару кварталов от арендованного Койотом дома. Последнюю четверть мили он проходит коротким, неторопливым шагом. Типичный небольшой викторианский дом с двумя спальнями и двориком с маленькой красной песочницей. Сколько времени он здесь не был? Ступени лестницы не издают ни единого скрипа, когда он поднимается наверх, лишь старомодный колокольчик звякает от влетевшего в подъезд ветерка. Вдалеке дважды тявкает собака, подавая сигнал тревоги — но кому? Дом пахнет кофе и торопливой суетой. Стол в столовой прогибается под тяжестью лежащих на нем книг. Заметки Амо о Каббале перебегают со страницы на страницу, словно само письмо — великая и страшная вещь, но еще хуже мысль о том, чтобы перестать писать. Доска полна замечаний падре Исосселеса по поводу рассуждений Георга Кантора. Анхель ничего в этом не понимает, но ему кажется, что Габриаль немного продвинулся вперед в решении своих уравнений. С потолка гостиной свисает груша, на полу под ней лежит пара потертых красных перчаток. Всю противоположную стену занимает зеркало, в него смотрит Койот, проводя свои ежедневные бои с тенью. На полу фантастическое собрание самых разнообразных вещей: портативные отбойные молотки, таймеры взрывателей, проволока, головные фонари, титановые саперные лопатки, карты, веревки, рюкзаки, шланги. В холле еще больше этого добра, и Анхель осторожно переступает через кислородные баллоны и головки взрывателей.

Он поднимается по лестнице и входит в одну из спален. Окно открыто, и занавески с треском вибрируют на ветру. Сверху виден весь город: домики — как коробки с красками, купола церквей, мосты, дальше охраняемые от вторжения людей зеленые пространства — леса, обещание тишины, еще дальше — колышущиеся под ветром воды залива, а дальше — море — и дальше, дальше и дальше…

На груди у Анхеля свежий багровый рубец, и пальцы срываются с узла, когда он пытается расшнуровать ботинок. Если он внимательно присмотрится к своему отражению, то заметит кровоподтек в месте удара дубинкой и порез на нижней челюсти, но он не заходит так далеко и не смотрит.

Постель кажется ему баюкающей ванной, он медленно покачивается на волнах, и в сознание его начинают проникать какие-то темные тени, но он ускользает от них, проваливаясь в сон. Когда он просыпается, то слышит шум, но не может понять, откуда он доносится. В комнате темно и холодно. Сны были тяжелыми и страшными, а где-то в позвоночнике ждут своей очереди иные дурные воспоминания. Дверь открывается, но свет в коридоре выключен, и Анхель ничего не видит. Он хочет открыть глаза, но не может и видит только перемещение теней в смутном сером поле.

— Рад тебя видеть.

Это голос Габриаля, но тихий, неуверенный и не такой отчужденный, как обычно. Анхель слышит, как чиркает спичка, и когда наконец умудряется открыть глаза, то видит Габриаля в белом как мел дверном проеме. В руке у него древний керосиновый фонарь.

Он хочет спросить, откуда этот раритет, но издает лишь тихое кряхтение и удивленно поднимает бровь.

— Милая вещица, да? — говорит Габриаль, поднимая вверх фонарь и любуясь игрой света на стене. — Я нашел его в гараже, за шлангом сломанного радиатора.

Стекла фонаря скошены и разделены на восьмиугольные панели, скрепленные сверху ржавым металлическим креплением в виде русалки. Двумя зубьями сцеплены ее рука и хвост, который загибается кверху, образуя рукоятку. Вся фигура выкрашена в темно-красный цвет. Габриаль ногой закрывает дверь и усаживается на деревянный стул рядом с кроватью. Тень перемещается кверху и покрывает его лицо.

— Пережил трудное время? — спрашивает Габриаль.

— Да, я пережил трудное время.

— Мы нашли склад, куда они отвезли тебя. Пусто. В утренних газетах было написано о двух мексиканских священниках, трупы которых были вынесены на берег прибоем у Свечки. Писали, что они спьяну устроили соревнование, решив побороться с океаном. Но ни одна церковь не опознала трупы. Я заключил насчет тебя пари.