Когда пришел Гвидо, Тонио как бы между прочим спросил его,
будет ли в ложе графини сидеть Кристина Гримальди.
— Да. Ты сразу заметишь ее. Она будет сидеть прямо
напротив сцены. Она хочет слышать все.
— Как она поживает? — спросил Тонио.
— Что-что? — переспросил Гвидо.
— Как она поживает? — раздраженно и громко
повторил Тонио.
Маэстро ответил ему холодной улыбкой.
— А почему бы тебе не пойти и не спросить об этом у нее
самой?
Глава 13
За час до поднятия занавеса небеса обрушили на Рим настоящую
бурю. Однако ничто — ни гром и вспышки молний, ни ветер, с ревом бьющийся в
затемненные окна театра, — не могло остановить зрителей, ломившихся в
двери главного входа.
Множество карет запрудили улицу. Один за другим
раззолоченные экипажи останавливались для того, чтобы выпустить дам и господ,
сверкающих драгоценностями и белыми париками. Галерка была уже заполнена до
отказа. Свист, крики и непристойные песенки разносились по всему театру.
Держа в руках тусклые фонари, купцы вели в верхние ложи
своих жен, а те торопились быстрее занять свои места, чтобы увидеть не менее
захватывающий, чем музыка или сценическое действо, парад пышных нарядов,
которые должны были вскоре заполнить нижние ярусы.
Едва оказавшись за сценой и совершенно не обращая внимания
на то, что промок до нитки, Тонио тут же бросился к щелочке в занавесе.
Синьора Бьянка поспешно начата вытирать ему голову.
— Тс-с-с, — отстранил он ее, наклонился и заглянул
в зал.
Одетые в ливреи слуги двигались вдоль первого яруса от
подсвечника к подсвечнику, оживляя бархатные занавеси, зеркала, лакированные
столики и мягкие кресла.
Ниже, в партере, уже расположились сотни аббатов, и каждый
держал в правой руке свечу, а в левой — открытую партитуру. Слышно было, что
они уже вовсю делятся своими резкими замечаниями.
В яме пока сидел один-единственный скрипач. Но вот показался
трубач в дешевом обтрепанном паричке, еле прикрывавшем его голову.
Вверху на галерке кто-то вдруг закричал. В темноте пролетел
какой-то предмет, а потом из партера послышалась грубая брань и кто-то вскочил
на ноги, потрясая кулаком, однако его тут же усадили назад. Наверху возникла
драка, раздался топот на деревянной лестнице, ведущей на галерку.
— Повернись ко мне! — истерично требовала синьора
Бьянка. — Посмотри на себя! Ты что, свалился в реку?! Да у тебя через час
сядет голос! Мне нужно разогреть тебя!
— А я уже разогрет, — прошептал Тонио, целуя ее
маленький сморщенный ротик. — Разогрет как никогда!
И поспешил сквозь царивший за сценой хаос в свою гримерную,
где старый Нино помешивал угли в жаровне, а воздух был уже горячим, как в
печке.
* * *
Этим утром Тонио проснулся рано и, едва начав петь, сразу
почувствовал приятное возбуждение. Несколько часов он упражнялся в самых
сложных пассажах, пока не убедился, что его голос необычайно гибок и силен.
Когда Гвидо отправлялся в театр, Тонио расцеловал его в обе
щеки. А Паоло поручил потолкаться среди публики и понаблюдать за всем, что
будет происходить.
Потом, когда небо было еще чистым и светлым, а на утопающих
в кустах лаванды холмах замерцали окошки домов, Тонио отправился в бедные
кварталы, прилегающие к Тибру, и, собрав вокруг себя кучку оборванных
ребятишек, начал петь для них.
Звезды только показались на небе. Впервые за последние три
года он слышал, как его голос поднимается меж тесных каменных стен. Со слезами
на глазах вел он мелодию все выше и выше, пока наконец не добрался до нот,
которых никогда и не пытался достичь, и не услышал, как они уплывают к высокому
ночному небу в узком просвете над головой. Отовсюду на звук его голоса
стекались люди. Они толпились в окнах, в дверях, в ближайших переулках. Когда
он смолк, ему предложили вина и еды, принесли табурет, а потом даже красивый
стул с подушкой. И он запел снова и пел любую песню, которую ему называли, он
пел в полный голос, и в его ушах звенели возгласы, аплодисменты и крики
«Браво!», и все лица вокруг пылали обожанием, а потом наконец полил дождь.
* * *
Тонио расцеловал синьору Бьянку и старого Нино, а они
содрали с него мокрую одежду и стали тереть его волосы полотенцами. Пускай себе
бранятся — он нисколько не сердился на них.
— Не волнуйтесь, все будет хорошо, — шепнул он
синьоре Бьянке. — Я заверяю вас, все будет хорошо и для Гвидо, и для меня.
А в душе дал себе зарок, что будет наслаждаться каждой
предстоящей минутой, невзирая на то что его ждет: триумф или провал, ибо именно
здесь находится развилка дороги, ведущей во тьму его будущего, и он должен
преодолеть этот важнейший рубеж.
В этот момент он представил себе всех тех, кто мог
присутствовать сейчас в зале. Он посмотрел на красивое платье, лежавшее перед
ним, — на женские оборки, женские ленты, женский грим. «Кристина!» Он
произнес это имя так неслышно, что это было лишь вздохом, сорвавшимся с его
губ. Теперь для него не имели значения ни боль, ни страхи.
Имело значение лишь то, что сейчас он выйдет на сцену и что
в этот самый момент сцена — именно то место, где он и хочет находиться.
— Ну, милая, — обратился он к синьоре
Бьянке. — Пришел черед для вашего чародейства. Постарайтесь же сдержать
ваши обещания. Сделайте же меня таким красивым и таким женственным, чтоб я смог
одурачить собственного отца, если в сел к нему на колени!
— Ах, дрянной мальчишка! — Синьора Бьянка ущипнула
его за щеку. — Прибереги свой серебряный язычок для публики. Не пугай
меня!
Откинувшись на спинку кресла, он почувствовал первые нежные
прикосновения кисточки, гребня и ее теплых пальцев.
* * *
Когда же он наконец встал и повернулся к зеркалу, то ощутил
знакомую, но оттого не менее тревожную растерянность. Где тут Тонио в этой
похожей на песочные часы фигуре в темно-красном атласе? И где тут мальчик за
этими подведенными черной краской глазами, ярко накрашенными губами и пышными
белыми волосами, глубокими волнами поднимающимися со лба и волнистыми локонами
ниспадающими на спину?
Глядя в зеркало, Тонио почувствовал головокружение, и тогда
отражавшаяся там красавица прошептала его собственное имя, а потом отпрянула,
словно призрак, вполне способный в одно мгновение лишить его жизни.
Он коснулся своих голых плеч затянутыми в перчатку пальцами.
Закрыв глаза, ощупал знакомые черты своего лица.