Девушки тщательно расчесали мои волосы и прочно уложили их в
круг, оставив вокруг лица густые локоны.
Я так устала! Я была так благодарна!
Потом девушки накрасили мне лицо, более искусно, чем я
смогла бы сделать это сама, но, как выяснилось, по египетским канонам, и,
увидев себя в зеркале, я вздрогнула. Вздрогнула! На меня смотрела не маска
жрицы, но глаза обведены черным.
«Разве я имею право жаловаться?» – прошептала я.
Я положила зеркало. К счастью, без него я не буду видеть
свое лицо.
Я прошла в главный зал храма – настоящая римлянка,
экстравагантно накрашенная в восточном стиле. Типичное для Антиохии зрелище.
Там я нашла знакомую жрицу, а с ней – еще двоих, одетых так
же официально, и жреца в старомодном египетском убранстве, только он носил не
парик, а простой полосатый капюшон. На нем была короткая плиссированная туника.
Когда я подошла, он обернулся и окинул меня взглядом.
Страх. Гнетущий страх.
«Беги из этого храма! Забудь о подношениях, или пусть они
сами все за тебя сделают. Иди домой. Тебя ждет Флавий. Уходи!»
Я онемела от ужаса и безропотно позволила жрецу отвести меня
в сторону.
«Выслушайте меня внимательно, – ласково обратился он ко
мне. – Сейчас я отведу вас в священное место. Я допущу вас поговорить с
Матерью. Но после этого вы должны прийти ко мне! Не уходите, не повидав меня.
Вы должны пообещать, что будете приходить каждый день, а если вас снова посетят
эти сны, вы подробно нам их опишете. Есть один человек, которому их следует
рассказать, если, конечно, богиня не изгонит их из ваших мыслей».
«Я с радостью расскажу о них любому, кто способен
помочь, – сказала я. – Я эти сны ненавижу. Но что вы так нервничаете?
Вы меня боитесь?»
Он покачал головой.
«Я вас не боюсь, но мне необходимо кое-что вам доверить. Мы
должны поговорить – либо сегодня, либо завтра. Непременно должны. Идите же к
Матери, а потом возвращайтесь ко мне».
Меня провели в помещение святилища – место поклонения
скрывали белые льняные занавеси. Я увидела свое подношение – гирлянду
благоухающих белых цветов и теплый ломоть хлеба. Я преклонила колени. Невидимые
руки задернули занавеси, и я оказалась в комнате одна, на коленях перед Regina
Caeli, Царицей Небесной.
Новое потрясение.
Передо мной стояла древняя египетская статуя нашей Изиды,
вырезанная из темного базальта. Головной убор – длинный, узкий, сдвинутый за
уши. На голове – большой диск между рогами. Обнаженная грудь. На коленях –
фараон, ее взрослый сын Гор. Рукой она поддерживала левую грудь, предлагая ему
молоко.
Меня охватило отчаяние! Этот образ мне ни о чем не говорил!
Я попыталась почувствовать в нем сущность Изиды.
«Это ты посылала мне сны, Мать?» – прошептала я.
Я возложила цветы. Я преломила хлеб. В молчании безмятежной
и древней статуи я не услышала ничего.
Я распласталась на полу и простерла руки, от всего сердца
пытаясь сказать: «Я принимаю, я верю, я твоя, ты нужна мне, нужна!»
Но я заплакала. Все потеряно. Не только Рим и семья, но и
моя Изида. Эта богиня – олицетворение веры другой нации, другого народа.
Постепенно на меня снизошло спокойствие.
Так ли это, подумала я. Культ моей Матери распространился
повсюду – на севере и юге, на востоке и на западе. Силу придает ему дух этого
культа. Совсем не обязательно в буквальном смысле целовать ноги изваяния. Суть
в другом.
Я медленно подняла голову и села на пятки. На меня снизошло
настоящее откровение. Не могу в полной мере его описать. Но я познала его
мгновенно.
Я поняла, что каждая вещь есть символ какой-то другой вещи!
Я поняла, что всякий ритуал есть введение в силу другого события! Я поняла, что
практичность человеческого ума заставила нас изобрести эти вещи с таким
духовным величием, которое не позволит миру лишиться смысла.
А эта статуя воплощала собой любовь. Любовь превыше
жестокости. Любовь превыше несправедливости. Любовь превыше одиночества и
осуждения.
Только это и имеет значение. Я подняла глаза к лицу богини и
узнала ее! Я посмотрела на маленькую фигурку фараона, на предложенную грудь.
«Я твоя!» – холодно произнесла я.
Ее застывшие примитивные египетские черты не чинили препон
моему сердцу; я взглянула на правую руку, поддерживавшую грудь.
Любовь… На это требуются силы; требуется выносливость;
требуется признание неизвестного.
«Забери у меня сны, Небесная Мать, – попросила
я. – Или раскрой их смысл. И укажи путь, которым мне надлежит следовать.
Прошу тебя».
Потом по-латыни я произнесла слова старого песнопения:
Ты – та, кто землю отделил от неба.
Ты – та, кто поднимается в созвездье Пса.
Ты – та, кто силу придает добру.
Ты – та, кто вселяет в детей любовь к родителям.
Ты – та, кто дарует милосердие тому, кто о нем просит.
Моя вера в эти слова была абсолютно языческой. Я верила,
потому что считала: ее культ собрал лучшие идеи, какие только способен создать
разум как мужчин, так и женщин. Вот в чем заключается функция существования
богини; вот дух, питающий ее жизненные силы.
Пропавший фаллос Озириса остался в Ниле. А Нил оплодотворяет
поля. Как это прекрасно!
Суть не в том, чтобы это отвергать, как мог бы предположить
Лукреций, но в том, чтобы осознать значение ее образа. Чтобы извлечь из этого
образа лучшее, что есть в моей душе.
Взглянув на прекрасные белые цветы, я подумала: «Они цветут
благодаря твоей мудрости, Мать». Я подразумевала только то, что сам мир
наполнен таким количеством вещей, которые нужно лелеять, сохранять, чтить, что
наслаждение великолепно уже само по себе… А она, Изида, воплощает эти концепции
– слишком глубинные, чтобы называться идеями.
Я полюбила ее – олицетворение добра, именуемое Изидой.
Чем дольше я смотрела на ее каменное лицо, тем явственнее
мне казалось, что она меня видит. Старый трюк. И чем дольше я стояла на
коленях, тем явственнее мне казалось, что она говорит со мной. Я полностью
отдалась охватившим меня ощущениям, прекрасно сознавая, что они ничего не
значат. Сны остались далеко. Они казались мне загадкой, для которой непременно
найдется самое примитивное решение.
С истинным рвением я подползла к статуе и поцеловала ноги
богини. Ритуал моего поклонения был завершен. Я вышла из святилища посвежевшей
и исполненной радости. Мне больше не будут сниться эти сны. Солнце еще не
зашло. Я была счастлива.