Убийство Михоэлса - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Левашов cтр.№ 35

— Вам не кажется, Зорин, что нас слегка поимели и удалили со сцены?

— Не очень-то и хотелось! — буркнул Фефер и вдруг замер. — Вы сказали — Зорин. Вы помните мои ранние стихи?

— Стихи? Я вообще стихов не люблю. Я их не читаю, а только вычитываю.

— Но…

— Свяжитесь в Павлом. Сообщите ему то, свидетелем чего вы сегодня были.

— А почему бы вам самому…

— Вы не поняли, что я сказал?

— Извините. Слушаюсь!..

Высадили Шимелиовича у подъезда административного корпуса Боткинской, через главный вход выехали на «ленинградку» и тут встали. Вся проезжая часть была дочерна вытоптана от снега и заполнена серой людской массой — гнали немецких пленных. Начало колонны скрылось за Белорусским вокзалом, а конца не было видно. С боков колонны шли румяные красноармейцы в белых дубленых полушубках, с винтовками и автоматами ППШ, некоторые — с овчарками на поводках. На одного красноармейца приходилось не меньше сотни пленных, но конвоиры не проявляли никакой озабоченности: куда они денутся. Немцы были в кургузых шинельках с поднятыми воротниками, в пилотках с опущенными на уши крыльями. Серые потухшие лица, тупая покорность движений, втянутые в рукава пальцы.

В Москве к пленным уже привыкли. Раньше посмотреть на фрицев сбегались. Теперь смотрели мельком, не останавливаясь, разве что какая-нибудь бабулька горестно поглядит, перекрестится и побредет дальше с тощей кошелкой.

— Разворачивайтесь, не переждем, — приказал Лозовский шоферу. — Соломон Михайлович, у тебя дома кто-нибудь есть?

— Дома? Нет, никого, — ответил Михоэлс, отрывая взгляд от колонны пленных. — Тягостное все-таки зрелище!.. Ася на службе, девочки в школе, они во вторую смену. А что?

— Поедем-ка мы к тебе в гости, не возражаешь? Водка у тебя есть?

— Где? — не понял Михоэлс.

— Ну, в буфете, в столе. Я не знаю, где ты водку держишь.

— Соломон Абрамович! — изумился Михоэлс. — Вы что, издеваетесь? Где я держу водку! Где держат водку нормальные люди? Внутри себя. А в буфете она выдыхается.

— А если закупорена?

— Все равно не держится.

Шофер засмеялся:

— Это вы правильно сказали, товарищ Михоэлс. Не держится, проклятая, как ты ее ни затыкай!

— Откуда вы меня знаете?

— Да кто же вас не знает? Вы в кинокартине «Цирк» играли! Вас и товарища Зускина. Я еще аккурат перед войной видел, как вы представляли Лира, а он шута. Очень натурально. Он даже, извиняюсь, лучше. Жене тоже понравилось. Она меня испилила: достань билет. Ну, попросил, дали.

— Вы не похожи на еврея.

— А я и не еврей.

— А жена?

— Тоже русская. А что?

— Но мы же играем на идише.

— Иди ты! То есть да ну?.. А верно, сначала было не очень понятно. А потом нормально, все понимали. В натуре!

Михоэлс обернулся к Лозовскому, сидевшему рядом с ним на заднем сиденье, глянул снизу:

— Так вот, Соломон Абрамович! Верно сказано: искусство — оно всегда доходит!

— Закуски у тебя тоже, наверно, нет? — вернул разговор Лозовский в деловое русло.

— Закуска, может, и есть. Но зачем закуска, если нечего закусывать? По карточкам я уже все выбрал.

— На Грановского, в распределитель, — бросил Лозовский водителю.

Пока Михоэлс грел на коммунальной кухне чайник и заваривал кофе, Лозовский скинул пиджак, распустил галстук, подвернул рукава и начал хозяйничать. Резал извлеченную из увесистого пакета сырокопченую колбасу, вскрывал жестянки с американской тушенкой «второй фронт», с гренландской селедкой в винном соусе, с французскими маслинами, с копчеными языками, стеклянные банки с маринованными груздями и компотами из персиков и ананасов. В пайке оказалась даже банка с черной икрой «кавиар». Открыл и ее. Разложил все на клеенке с вытертыми углами и поблекшим зеленоватым рисунком в формалистическом стиле, а в центр стола водрузил литровую бутылку польской отборной водки. Заглянул в буфет. До войны, помнил, здесь красовался набор красного александрийского хрусталя в полсотни предметов: от рюмашек с наперсток до полулитровых фужеров с графскими вензелями. Теперь сиротливо жалась в углу дюжина стограммовых граненых стопарей. Уплыл в комиссионку хрусталь. Ладно, дело наживное. Нашел стопарям место среди закусок и оживленно потер ладони по-мужицки больших белых холеных рук.

Появился Михоэлс с кофейником. Увидев такой стол, застеснялся, засуетился: ну зачем, право, ни к чему совсем. Неожиданно попросил:

— Соломон Абрамович, давай не будем икрой закусывать, а?

— Почему? — удивился Лозовский.

— Да ну ее!.. Ну, давай Асе и девчонкам оставим, а? Они и забыли уже, как она выглядит. — Повторил, заглядывая снизу, просительно: — А?

Лозовский молча обнял его, прижал голову к груди — лысина Михоэлса оказалась как раз под его бородой. Потом налил доверху стопари.

— За тебя, Соломон.

— И за тебя, Соломон.

— И за наше нелегкое время!

Выпили. Повторили. Закурили. Лозовский — «Герцеговину Флор», Михоэлс — «Казбек».

Лозовский кивнул:

— А теперь рассказывай.

— О чем?

— Молотов. Со всеми подробностями. Где он тебя принял?

— В своем кабинете. В Кремле.

— Ты раньше бывал в его кабинете?

— Откуда?

— Почему же ты уверен, что это был его кабинет?

— Здрасьте! А чей?

— Какой он?

— Кабинет? Большой. Ленин над столом. Три очень высоких окна.

— Что за окнами? Не обратил внимания?

— Обратил. Колокольня Ивана Великого.

— Правильно. Значит, его кабинет.

— Не понимаю. Мог быть — не его?

— Мог. Кабинет для совещаний. Гостиная для приемов. Которые не прослушиваются.

— Ты хочешь сказать… Второй человек в стране! Кто может прослушивать его разговоры?!

— Будем считать этот вопрос риторическим. Для нас сейчас важно другое. Он принял тебя в своем кабинете, потому что хотел, чтобы о вашем разговоре стало известно. Как говорят немцы: бухштеблих, вертлих. Буквально. Мне придется удовольствоваться твоим пересказом.

— Минуточку! — попросил Михоэлс. — Значит, твой кабинет в Совинформбюро…

— Или да. Или нет. Я предпочитаю не рисковать.

— И твое гостевание у меня, значит…

— Значит.

— Понятно. Но можно было обойтись и без этого роскошества в стиле книги о вкусной и здоровой пище.