Если нам судьба… - читать онлайн книгу. Автор: Лилия Лукина cтр.№ 16

Поскольку входная дверь в саму квартиру запиралась на два солидных замка, обидеть старика мог только кто-то из соседей. Заметив, что дверь соседней комнаты приоткрыта, и оттуда, на высоте приблизительно метра от пола, выглядывает любопытный глаз, я спросила у Чарова, кто там живет. И узнав, что мать с сынишкой десяти лет, сразу поняла, кто это натворил.

— А ну, выходи, — сказала я непререкаемым тоном.

За дверью раздалось сопение, и щель немного увеличилась. Стало можно разглядеть испуганного вихрастого мальчишку.

— Выходи, выходи, герой, — повторила я. — Сейчас в милицию пойдем.

Сопение грозило перейти в рев.

— Ты зачем у Владимира Сергеевича афиши взял? — спросила я.

— Я думал, что они ему не нужны. Мама собралась обои клеить и сказала, что под них на стену нужно сначала газеты наклеить или другую какую-нибудь бумагу, чтобы они ровнее ложились. Я больше не буду, — и мальчишка заревел.

— Неси назад и больше никогда ничего чужого не бери. Понял? — строго сказал я.

Мальчишка притащил довольно солидный рулон свернутых афиш и со слезами на глазах попросил:

— Тетенька, не забирайте меня, пожалуйста, в милицию. Я, правда, больше никогда-никогда не буду.

Я заверила мальчишку, что сейчас не заберу его, но если он снова когда-нибудь, то… Он шмыгнул в свою дверь и плотно закрыл ее за собой, а я осталась выслушивать благодарности Чарова. К немалому своему удивлению я узнала, что ему еще и пятидесяти нет, а ведь выглядел он значительно старше. Далее следовал подробный, перемежаемый изъявлениями искренней признательности рассказ о кознях бездарных завистников, которые выжили его из театра, на память о котором у него остались только эти афиши.

Позднее и уже не от него я узнала, что приключившаяся с ним история стара, как сам театр. Он действительно был хорошим артистом, но внимание поклонников и поклонниц, выражавшееся в частых и шумных застольях или в бурных и не менее шумных романах, могло бы испортить и более стойкого человека. Возомнив себя незаменимым, он стал пропускать репетиции, хамить режиссеру, приходить пьяным на спектакли. Некоторое время это сходило ему с рук, а потом его стали заменять, может быть, не столь талантливыми, но более дисциплинированными актерами. В конце концов, он скатился до ролей «Кушать подано», что его окончательно добило, а потом вообще был вынужден уйти из театра. Но винил он во всем этом, естественно, не себя, а окружающих.

Жена Чарова — актриса этого же театра, когда ее терпению пришел конец, развелась с ним и разменяла квартиру. Так Владимир Сергеевич оказался мало того, что в коммуналке, так еще и в Пролетарском районе, никогда спокойствием не отличавшемся. В то время, да и сейчас, он работал дворником, убирая территорию вокруг нескольких кооперативных домов, председатели которых, в отличие от домоуправлений, платили мало того, что неплохо, но и регулярно.

Несколько раз он меня выручал, выполняя мои поручения там, где я сама ни в коем случае не могла показаться. Общаться с ним было несложно, нужно только соблюдать определенные правила игры — делать вид, что веришь в его гениальность, и не особенно упирать на его пристрастие к спиртному. Мог он мне помочь и в этот раз, если был дома и трезв. Он оказался дома.

— Матушка Елена Васильевна! Ну как же так можно? Без предупреждения? Мне, право же, стыдно. У меня не прибрано, да и угостить вас нечем…

— Не валяй дурака, Владимир Сергеевич, сам же понимаешь, что я по делу. Тут не до политеса.

— Присаживайтесь, Елена Васильевна, — и Артист предложил мне пластиковое кресло, какие обычно стоят в летних кафе. Его сломанные перекладины сиденья и спинки были закрыты картонками от ящиков, которые, в свою очередь, были аккуратно привязаны невесть откуда взявшимися разноцветными ленточками. — А что случилось?

— Артист, мне нужна твоя помощь. Как ты, не очень

занят, сможешь завтра поработать? За соответствующую плату, разумеется.

— Обижаете вы меня, Елена Васильевна. Что деньги? Прах. Единственно для души и морального удовлетворения по мере своих скромных сил способствую торжеству справедливости.

— Владимир, не морочь мне голову. Поможешь?

— Для вас, матушка, все, что угодно.

— Ну, тогда слушай.

И я стала подробно его инструктировать. В некоторых вопросах он, будучи экспертом по бомжам, с которыми ему частенько приходилось сталкиваться, со мной не согласился. Например, мое предложение взять для знакомства две бутылки «Анапы» было подвергнуто нелицеприятной критике, попытки объяснить ему, как следует построить разговор, увяли сами собой под его едким подхихикиванием, а уж предложение взять с собой двадцать рублей, на тот случай, если потребуется добавить, заставили его, видимо, усомниться в моем рассудке.

— Должен вам заметить, глубокоуважаемая Елена Васильевна, что «Анапа», да еще в количестве двух бутылок будет вызывать сомнение в моей принадлежности к славному племени бомжей. «Анапа» — это предмет роскоши, ее пьют только алкоголики, которые могут себе это позволить. Ибо одна бутылка «Анапы» по цене своей превосходит пузырек настойки боярышника производства господина Брынцалова, дай Бог ему здоровья, которая, имея семьдесят градусов и будучи разведена до соответствующей «Анапе» крепости, стоит на 2 рубля 60 копеек дешевле.

Артист задумчиво почесал голову.

— Опять же «Троя» хорошо пошла бы, но, к сожалению, достать практически невозможно — дефицит. «Анапу» можно было бы взять для форсу, если бы я заранее знал, что будет присутствовать дама, а поскольку знать я этого никак не мог, то предлагаю «Степное» в количестве двух бутылок. По нашим временам опять-таки роскошь, но все же на восемьдесят копеек дешевле в расчете на одну бутылку.

Чаров налил себе воды в большую чашку, которая, когда была с ручкой и не треснутая, выглядела очень мило, сделал несколько глотков, в горле, наверное, пересохло, и продолжил:

— Что касается того, чтобы взять с собой двадцать рублей, то это вы, Елена Васильевна, не подумав или от переутомления. Не бережете вы себя, вот что я вам скажу. Ну, где это видано, чтобы у бомжа двадцать рублей было? Он тогда и не бомж уже никакой.

На мое предложение поискать в продаже «Трою», может, она у него в запасе была, отложена до торжественного случая, Артист даже руками замахал:

— Ох, Елена Васильевна, Елена Васильевна, ну сколько раз я вам объяснял психологию деклассированного элемента. Не может у бомжа быть запаса никакого и никогда! Ведь судьба его непредсказуема и переменчива, поэтому нужно выпить сразу, не откладывая на потом — потом-то может и не наступить.

Он прикрыл глаза и печально сказал:

— Вот вы, по молодости своей, этот фильм помнить не можете — «Леди Гамильтон» с Вивьен Ли. Это ведь классика, а не более поздние новоделы. Вы знаете, как он заканчивается? Когда опустившуюся и спившуюся леди Гамильтон в камере полицейского участка другая такая же бродяжка, выслушав историю ее жизни, спрашивает: «А что было после?.. Ну, что было потом?». И леди Гамильтон ей отвечает: «Не было после… Не было потом…».