Благодаря скудному питанию в цыганском таборе, Юрий был
весьма строен и выделялся среди прочих на редкость ровными и белыми зубами и от
природы красивым голосом. Все это вместе взятое могло сослужить ему хорошую
службу. Итак, оценив себя в зеркале общественной уборной и отрепетировав перед
ним обворожительную улыбку, он отправился испытывать ее на избранных им
партнерах.
Кроме всего прочего у Юрия обнаружился талант почти
безошибочно определять человеческие характеры.
Если не считать нескольких небольших ошибок, которые он
совершил поначалу, то можно сказать, что дела у него пошли как по маслу.
Отправившись по стопам своей матери, он очень скоро оказался в привычной
обстановке роскошных гостиничных номеров с горячим душем и первоклассными
обедами. Он быстро научился определять, какой историей следует потчевать того
или иного партнера, чтобы удовлетворить его любопытство или успокоить совесть.
Причем делал это с такой непринужденностью, что те, невольно поддавшись его
обаянию, давали волю своим чувствам, которые были столь очевидны и вполне
предсказуемы.
Каждому из своих партнеров он представлялся по-разному: то
как индиец, то как португалец, а однажды даже назвал себя американцем. Он
говорил, что приехал в Рим отдыхать вместе с родителями. Они оставили его в
номере, а сами пошли гулять по магазинам. И если добрый господин не прочь
купить ему что-нибудь из одежды в небольшой гостиничной лавке, он с радостью
примет от него этот подарок. О родителях волноваться не стоит, потому что они
никогда не обращают внимания на такие мелочи. Что же касается книг и журналов,
то они тоже ему не помешали бы, как, впрочем, и шоколад, который ему весьма по
вкусу. Юрий никогда не скупился на улыбку и благодарность и, надо отметить, и
та и другая чаще всего отнюдь не были неискренними.
В случае надобности Юрий служил своим клиентам переводчиком.
Подчас он помогал им подносить покупки, а также сопровождал их в поездках на
виллу Боргезе, в одно из его излюбленных мест, где показывал гостям фрески,
статуи и все то, что особенно нравилось ему самому. Он даже никогда не считал,
сколько ему давали денег. А просто совал их в карман, с деловым видом
подмигивая своему благодетелю и одаривая его ослепительной улыбкой. Но все это
время Юрия не покидал страх перед цыганами, которые могли в любой момент
выследить его и вернуть в табор. От одной мысли, что это может произойти, у
него перехватывало дыхание. Прогуливаясь по парку, он всякий раз дрожал от
страха, много курил и проклинал свою горькую участь. Подчас ему казалось, что
он вообще никогда не осмелится покинуть этот город. Но, насколько он помнил, из
Рима цыгане собирались направиться в Неаполь, поэтому ему оставалось уповать
только на то, что они уже уехали.
Бывало и так, что ему приходилось слоняться по гостиничным
коридорам, собирая остатки пищи с лежавших на тележках подносов, на которых
доставляли еду в номера.
Однако со временем жизнь становилась все легче и легче.
Постепенно он научился договариваться с клиентами о том, чтобы провести ночь в
чистой постели, и только потом приступал к выполнению своей маленькой задачи.
Один симпатичный седовласый американец купил для него
фотоаппарат только затем, чтобы удовлетворить его любопытство, потому что Юрий
расспрашивал его о таких штуках. Другой его клиент, француз, отдал ему свой
портативный радиоприемник, сославшись на то, что ему надоело таскать его с
собой. Двое молодых арабов приобрели ему теплый свитер в магазине английских
товаров.
На десятый день свободного предпринимательства карманы Юрия
уже порядком раздулись от денег. Бумажное богатство стало довольно увесистым и
несколько обременительным, поэтому, набравшись храбрости, он отправился посреди
бела дня в шикарный ресторан, где заказал себе обед.
— Мамочка советовала мне есть шпинат, — отчеканил
он официанту на великолепном итальянском. — У вас есть шпинат? —
поинтересовался он.
Он знал, что шпинат считался одним из лучших блюд в
ресторанах Рима. Здесь его умели готовить так искусно, что горечь совсем не
чувствовалась. А какая была телятина! Сущее объедение! Свою благодарность Юрий
выразил в щедрых чаевых, которые оставил возле тарелки.
Но сколько он еще мог так протянуть?
На пятнадцатый день вольной жизни или немного позже Юрий
повстречал человека, который круто изменил его жизнь.
Стоял ноябрь, и на улице с каждым днем становилось все
холодней и холодней. В тот день Юрий побывал на Виа Кондотти, где в одном из
дорогих магазинов, который находился неподалеку от Испанской Лестницы, купил
себе новое кашемировое кашне. Фотоаппарат висел у него на плече, радиоприемник
лежал в кармане рубашки под свитером. С набитыми деньгами карманами он бродил
по улицам, куря сигареты и хрустя воздушной кукурузой. Уже начинало смеркаться
и наступало время, когда ему особенно нравилось разглядывать сияющие огнями
кафе, которые так любили посещать американцы. Он уже гораздо реже вспоминал
цыган, потому что со дня своего побега ни разу их не встретил.
Узкая улочка, по которой он шел, была пешеходной.
Возвращаясь с работы, по ней прогуливались под ручку, как это принято в Риме,
симпатичные девушки. Юрий порядком проголодался — воздушной кукурузой долго сыт
не будешь — и уже начал подумывать о том, чтобы зайти в один из ближайших
ресторанов. А почему бы и нет? Он мог попросить столик для себя и своей мамы, потом,
для убедительности выждав некоторое время, сделать заказ и при этом как-нибудь
показать официанту, что у него в бумажнике достаточно денег, чтобы
расплатиться. Пусть думает, что он из богатой семьи.
Выкинув сигареты и слизнув оставшуюся на губах от воздушной
кукурузы соль, Юрий собирался более тщательно обдумать перспективу этой затеи,
как вдруг его внимание привлек один молодой человек, который сидел за столиком
в кафе, склонив голову над полупустым стаканом и графином вина. На вид ему
можно было дать двадцать с небольшим. У него были длинные взлохмаченные волосы,
однако это не ввело Юрия в заблуждение. Дело в том, что ему сразу бросился в
глаза великолепной работы костюм, который явно выдавал в незнакомце американца.
Но не хиппи без гроша в кармане, а вполне состоятельного молодого человека. К
тому же перед ним на столе лежали весьма дорогой японский фотоаппарат, записная
книжка и чемоданчик. Он пытался что-то записать в обтянутый кожей блокнот, но
каждый раз, когда брал ручку и заносил в него несколько слов, его начинал
сотрясать жуткий кашель — такой же, как мучил мать Юрия во время их последней
поездки. При каждом приступе лицо незнакомца искажала гримаса боли и глаза его
невольно закрывались, а когда открывались вновь, то выражали откровенное недоумение.
Казалось, он никак не мог понять, как такая ординарная вещь, как кашель, может
приносить столько страданий.