Да, пора запереть дом и лечь спать. Причем непременно возле
камина. К ней наконец пришла та сладостная истома, которая предвещала приятный
сон. В такие минуты она любила оставаться одна и засыпать под шипение пламени.
Поутру ее разбудит кофеварка, которая включится в половине шестого. В крайнем
случае она услышит, как к берегу причалит первая лодка.
Среда Великого поста. На Гиффорд снизошло чувство глубокого
умиротворения, нечто среднее между верой и набожностью. Прах к праху… Впрочем,
хватит о прахе. В свое время она срежет святую пальмовую ветвь на Пальмовое
воскресенье. Возьмет с собой Мону, Пирса, Клэнси и Джен и, как в старые добрые
времена, отправится в Страстную пятницу в церковь, чтобы поцеловать крест.
Возможно, они даже посетят все девять церквей — Имени Господня, Святого Духа,
Святого Стефана, Святого Генриха, Пресвятой Богородицы, Вечной помощи Божьей
Матери, Святой Марии, Святого Альфонса, Святой Терезы, — как делали прежде
с Алисией и Старухой Эвелин. В те времена все храмы находились в центре города,
а в городе было полным-полно католиков, причем истинно верующих католиков.
Им не всегда удавалось заглянуть в церковь Святого Патрика,
и чаще всего они проходили мимо негритянской церквушки на Луизиана-авеню, хотя
могли бы запросто в нее зайти, потому что в католических церквах никакой
сегрегации не было, а церковь Святого Духа воистину стоила того, чтобы на нее
посмотреть. Во время обхода церквей бабушка Эвелин никогда не упускала случая
вспомнить о том, как снесли храм Святого Михаила. Там когда-то подвизалась
сестрой милосердия их двоюродная сестра Марианна. Было до боли грустно слушать
о том, как разнесли по частям эту церковь вместе с монастырем и всеми
святынями, которые потом распродали с молотка. Кстати сказать, Марианна тоже
была потомком Джулиена. Во всяком случае, так говорили.
Интересно, сколько из этих церквей до сих пор сохранилось?
Да, в этом году в Страстную пятницу надо будет обязательно проехать до
Амелия-стрит и предложить Моне разыскать их. Девушка всегда обожала
приключения, особенно сопряженные с рискованным посещением окрестностей. Только
так можно было ее куда-то завлечь. «Мона, я хочу разыскать девять
церквей, — скажет ей Гиффорд, — которые обыкновенно посещала бабушка.
Надеюсь, их еще не снесли». А что, если они возьмут с собой и бабушку Эвелин?
Ее мог бы подвезти Геркулес, а они пошли бы рядом пешком. Бабушка Эвелин уже
слишком стара и не в силах долго ходить. Хотя, возможно, все это будет
выглядеть очень глупо.
Что же касается Моны, то она, скорее всего, охотно
откликнется на предложение Гиффорд. Только опять начнет расспрашивать о
виктроле. И кто ей вбил в голову, что теперь, когда дом на Первой улице
отремонтировали, кто-нибудь непременно должен найти виктролу на чердаке и
отдать ей? Рано или поздно ей придется узнать, что никакой виктролы на чердаке
давным-давно нет. Ее спрятали вместе с жемчугом там, где никто…
Мысли покинули Гиффорд в мгновение ока, словно внезапно
выпорхнули у нее из головы. Она дошла до начала дощатого настила и посмотрела
вниз на свой уютный дом — на залитую мягким мерцающим светом жилую комнату, на
большие, обтянутые кремовой кожей кушетки и на выложенный плиткой цвета
карамели пол.
В доме Гиффорд кто-то был. И этот «кто-то» стоял справа от
камина возле кушетки, той самой, на которой она весь вечер дремала. Она видела,
что он поставил ногу на нижний край камина — точь в точь как любила ставить
туда босую ногу сама Гиффорд, чтобы ощутить, насколько тот успел прогреться.
Но этот человек не был бос. Да и одежду его обыкновенной,
пожалуй, не назовешь. В свете камина он выглядел истинным щеголем. Высокий и
величественно худощавый, он почему-то сразу напомнил ей Ричарда Кори из старой
поэмы Эдвина Арлингтона Робинсона.
Она медленно прошла по дощатому настилу и укрылась от ветра
в относительно тихом и теплом заднем дворике. Сквозь стекла дверей ее дом был
виден как на ладони. Да, положительно в нем было что-то не так. Общую картину
нарушал высокий незнакомец. Что-то в его облике Гиффорд сразу насторожило. На
нем был темный твидовый пиджак и шерстяной свитер. Но не они привлекли ее пристальное
внимание. Необычными были его длинные, блестящие черные волосы.
Они доходили до плеч, делая его похожим на Христа. Это
сравнение почему-то сразу пришло Гиффорд на ум. В самом деле, когда он
повернулся и посмотрел на нее, ей сразу вспомнились открытки с изображением
Иисуса из дешевой лавки. Ярко раскрашенные сияющими красками, они выглядели
довольно милыми, а изображенный на них Христос, если их повертеть, попеременно
то открывал, то закрывал глаза. Его одежды обычно ниспадали мягкими складками,
длинные локоны сияли, а в смиренной улыбке не было ни боли, ни таинственности.
Надо сказать, что у незнакомца были такие же, как у Христа, аккуратные усы и
борода, и это придавало его лицу выражение святости и величественности.
Да, выглядел он именно так. Но кто же это, черт побери? Не
иначе, как кто-то из соседей. Пришел попросить предохранитель на двадцать пять
ампер или карманный фонарик. Да еще вырядился в твидовый пиджак от Харриса.
Незнакомец неподвижно стоял в комнате и смотрел на огонь.
Потом медленно повернулся и устремил на Гиффорд взгляд, в котором не было ни
капли удивления. Как будто он все время наблюдал за ней и в темноте ночи,
наполненной порывами ветра, слышал ее шаги. Как будто знал, что она уже почти
рядом и вопрошающе взирает на него, опершись рукой о стальную дверную решетку.
Какое у него было лицо! Гиффорд сразу поразила удивительно
яркая, подкупающая красота, затмевавшая собой и необычно длинную шевелюру, и
дорогую одежду. Выражение его лица являло собой безмятежность. Но еще больше ее
поразило другое. Запах. От него исходил особый запах — можно сказать,
благоухание.
Оно не было ни сладким, ни цветочным, ни конфетным, ни
пряным. И, тем не менее, казался чрезвычайно приятным. Запах принадлежал к тем,
которые хотелось вдыхать все больше и больше. Гиффорд уже было знакомо это
ощущение — кажется, оно посещало ее совсем недавно. Да, она прекрасно помнила
свое страстное желание насладиться чарующим ароматом. Но было в нем все-таки
что-то весьма странное. Она отчего-то вдруг вспомнила об ордене Святого
Михаила. Надо бы проверить, лежит ли он до сих пор в ее сумочке. Господи, какая
ерунда лезет в голову! О чем она думает, когда в ее комнате стоит незнакомец!
Гиффорд понимала, что ей следует проявлять осторожность.
Надо немедленно выяснить, кто он такой и что ему нужно. Причем это необходимо
сделать, не входя в дом. У нее в жизни бывали случаи, когда она оказывалась в
довольно неловком положении, но, надо сказать, умела выходить из сложных
ситуаций, не испытывая при том и половинной доли смущения и страха, которые
овладели ею теперь. Правда, следует признать, что сталкиваться лицом к лицу с
настоящей опасностью ей еще ни разу не доводилось.