— У нее нет для этого ни малейших оснований, —
вступил в разговор отец. — Даже легенды, которые издавна передаются в этих
краях из уст в уста, утверждают обратное. Согласно этим легендам, святой Эшлер
всегда побеждает. Святой Эшлер и Талтос — это одно и то же. Святой Эшлер возвел
наш собор во имя Господне! На том самом месте, где была сожжена его супруга,
языческая королева, не пожелавшая отказаться от старой веры, из-под земли забил
источник. В водах этого источника святой Эшлер крестил жителей долины. А прочих
Талтосов святой Эшлер умертвил. Он умертвил их всех, дабы люди, созданные по
образу и подобию Христа, правили миром. Так что церковь Христова построена на
Талтосе. Если Талтос — порождение колдовства, значит, такова же и Христова
церковь. Ибо они едины и неразделимы.
— Да, он убил всех Талтосов, в этом ты прав, —
подхватила Эмалет. — Во имя одного Бога он умертвил остальных. Он
возглавил бойню, дабы сохранить собственную жизнь. Его верными пособниками были
страх, ненависть и отвращение. Ради своего спасения он уничтожил весь свой
клан. Даже свою жену он принес в жертву. Таков он, ваш великий святой. Ублюдок,
который дурачит доверчивых простаков, обрекает на смерть своих родичей, а сам
ухитряется выйти сухим из воды да еще и стяжать славу!
— Ради Христа, не слушай ее, дитя мое, — взмолился
отец, обращаясь ко мне. — Что бы она ни говорила, ты — чудо, посланное нам
Богом. Чудо, которое случается раз за много столетий.
Сестра устремила на меня взгляд, полный ярости; отец схватил
ее за плечи, пытаясь оттащить прочь.
Теперь, когда отец и дочь стояли рядом, глядя на меня, я с
особой ясностью видел, что оба они — люди, причем чрезвычайно друг на друга
похожие.
— Погодите, — едва слышно произнес я, однако тихий
мой голос прозвучал подобно громовому крику. — Теперь я все понял. При
рождении Господь оставляет выбор каждому из нас. Само по себе слово Талтос
ничего не значит. Как и всякий человек, я состою из плоти и крови. Я принял
Святое крещение. Я возведен в духовный сан. У меня есть душа. Пусть своим
появлением на свет я попрал законы природы и естества. Это не закрывает мне
врата Царствия Небесного. Лишь греховные деяния способны лишить меня вечного
блаженства. Только лютеране и кальвинисты верят в то, что путь каждого человека
предначертан от рождения. На самом деле Господь всегда дает нам шанс.
— С этим никто не собирается спорить, брат, —
изрекла Эмалет.
— Тогда позволь мне повести людей в бой за праведную
веру, Эмалет! — воскликнул я. — Позволь мне совершить воистину благое
деяние и доказать, что благословение Божье пребывает со мной. Я не могу быть
воплощением зла, ибо я не желаю им быть! Если я причинил кому-то зло, я сделал
это по ошибке и недомыслию. Я не сомневаюсь в том, что рассказанное тобой —
правда и моя мать действительно Анна Болейн. Но если это так, возможно, отец
прав. Возможно, мне и в самом деле предстоит осуществить высокую цель, о
которой он говорил. Надеюсь, мой удел — разрушить колдовские чары, наложенные
нечестивой матерью, свергнуть с престола Елизавету и возвести на него Марию
Стюарт.
— А как же твои прирожденные знания? Ты родился, чтобы
одурачить тех, кто намеревался держать тебя взаперти. Именно так всегда
происходит с Талтосом. «Найдем Талтоса, сотворим Талто-са! — насмешливо
пропелаЭмалет, словно передразнивая кого-то. — Вырастим Талтоса, дабы
принести его в жертву богам! И пусть они пошлют нам благодатный дождь и богатый
урожай!»
— Все эти старые сказки ныне не имеют никакого
значения, — перебил ее отец. — Да, раньше Господа нашего Иисуса
Христа в этих краях звали Повелителем Зелени. Ну и что с того? Христос — наш
Бог, а Талтос — наш святой, а вовсе не жертва, которую мы готовы принести.
Пусть пьяные деревенские жители до сих пор наряжаются в звериные шкуры и нацепляют
на головы рога. В таком виде они отправляются в церковь, к яслям, где родился
Спаситель, а не затевают бесовские игрища. Да, мы не отвергаем старых духов и
при этом верим в Единого Господа, — с воодушевлением продолжал
отец. — Мы пребываем в мире с природой, со всем сущим, потому что нам
удалось превратить Талтоса в святого Эшлера! В течение многих столетий в нашей
долине царили мир и процветание. Подумай об этих благословенных временах, дочь
моя! Маленький народ боится нас. Он не смеет нам досаждать. По ночам мы
оставляем для этих существ молоко, и они довольствуются тем, что им
предназначено.
— Так было прежде, — вздохнула Эмалет. — Но
теперь мирные времена близятся к концу. Оставь нашу долину, Эшлер, ибо твое
присутствие льет воду на мельницу протестантов. Повторяю, вскоре все ведьмы,
обитающие в долине, проведают о тебе. Они распознают твой особый запах.
Возвращайся же скорее в Италию, где никто не знает, кто ты такой. Там ты
сможешь жить так, как сам того пожелаешь.
— Я наделен душой, исполненной любви к Господу,
сестра, — произнес я, стараясь, чтобы голос мой прозвучал как можно тверже
и решительнее. — Не отказывай мне в своем доверии. Я способен сплотить
защитников истинной веры. Способен спасти всех нас.
В ответ Эмалет лишь насмешливо покачала головой и
повернулась ко мне спиной.
— А ты, на что ты способна, злобная ведьма? —
дрожащим от ярости голосом процедил отец. — На что ты способна со всеми
своими магическими заклинаниями, колдовскими книгами и мерзкими зельями? Все
твои жалкие ухищрения остаются тщетными. Мир наш катится к своему концу, и ты
не в силах ничего изменить. Послушай меня, Эшлер, возлюбленный сын мой. Наша
долина — это лишь маленькая часть северной страны. Но мы выдержали немало
испытаний и сможем устоять перед ними впредь. Пусть весь мир летит в
преисподнюю. Здесь, в своей долине, мы будем вести праведную жизнь, работать и
молиться. Спаси нас, сын мой. Заклинаю тебя, спаси нас. Знаю, что вера твоя в
Господа незыблема. Попроси же его не оставить нас в годину бедствий. Верю, что
он не отринет твои молитвы, ибо ты не отвечаешь за грехи родителей. Ты не
таков, как другие люди, но твоей вины в том нет, и Отец Небесный знает это.
— Ни протестантам, ни католикам не в чем меня
обвинить, — заявил я. — Если смутные догадки и витают в воздухе, они
не найдут подтверждения. Скажи, сестра, ты сохранишь в тайне то, что тебе
известно?
— Так или иначе, люди узнают обо всем!
Я резко повернулся и вышел из зала. В те минуты я ощущал
себя исполнителем Господней воли, не смиренным и кротким францисканцем, но полным
решимости миссионером. Я твердо знал, как мне следует поступить.