— Непременно, — с готовностью откликнулся он, и в
голосе его прозвучали покорность и смирение. — Об одном прошу: уезжайте
поскорее из этой проклятой страны, которая кишмя кишит попами. Бегите прочь от
итальяшек и их обшарпанных церквей. Мы и так здесь слишком задержались.
Отправляйтесь скорее на север. И тогда и я буду вместе с вами, ваш верный
слуга, ваш пылкий возлюбленный — ваш Лэшер.
— Хорошо, дух, — ответил я. А потом, стараясь,
чтобы слова мои прозвучали как можно более искренне, добавил: — Я люблю тебя,
призрак, люблю так же сильно, как ты меня!
К моему великому удивлению, от этих слов у меня самого на
глазах выступили слезы.
— Когда-нибудь в кромешной тьме мы познаем друг друга,
Джулиен, — пообещал Лэшер. — Когда-нибудь мы оба будем призраками
блуждать по комнатам особняка на Первой улице. И тогда мы познаем друг друга. Я
должен обрести плоть. Ведьмы непременно помогут мне в этом.
Мысль о том, что мне предстоит стать призраком, ужаснула
меня столь сильно, что язык мой присох к гортани. Но не сомневайтесь, Майкл,
пророчество Лэшера не сбылось. В том мире, где я ныне пребываю, ни одна душа не
разделяет моего одиночества.
Подобные вещи трудно объяснить. Даже сейчас мое
представление о том, что происходит, слишком туманно и его трудно выразить в
словах. Я знаю, что вы и я — мы оба — здесь, в этом доме. Знаю, что я вижу вас,
а вы видите меня. Возможно, это все, что доступно пониманию любых существ, в
каких бы сферах они ни пребывали.
Но тогда я не ведал даже этого. Как и все живые существа, я
понятия не имел о бесконечном одиночестве, на которое обречены духи,
вынужденные скитаться по земле. Точно так же, как и вы сейчас, я обладал плотью.
И это ограничивало доступные мне возможности постижения, не позволяя заглянуть
за границы бытия. Иными словами, я был недалек и наивен. Зато ныне я в полной
мере испытал смятение и тоску, присущую мертвым.
Заверяю вас, что, закончив свой рассказ, я приступлю наконец
к выполнению своего великого предназначения. Наказание, которое мне предстоит,
имеет свои цели и значение. Рассудок мой бессилен представить вечное пламя. Но
я в состоянии постичь вечный смысл бытия.
Итак, выполняя просьбу призрака, мы поспешили покинуть
Италию и отправились на север. По пути мы всего лишь на два дня задержались в
Париже, а затем пересекли пролив и двинулись в сторону Эдинбурга.
Призрак, казалось, успокоился. Всякий раз, когда я пытался
втянуть его в разговор, он ограничивался короткой фразой: «Я помню Сюзанну».
Тон, каким он произносил эти слова, был проникнут безнадежностью.
В Эдинбурге произошло одно событие, достойное упоминания.
Мэри-Бет в моем присутствии попросила призрака сопровождать ее во время
прогулок по городу и быть ее защитником. Она привыкла беспрепятственно
разгуливать в моем обществе, переодевшись юношей, и даже в чужой, незнакомой
стране не могла отказать себе в удовольствии бывать везде, где захочется.
Однако здесь ей пришлось ограничиться лишь компанией невидимого
сопровождающего. Короче говоря, она выманила Лэшера из дома, спрятала свои
пышные волосы под небольшую бесформенную шапочку, нарядилась в твидовый сюртук
и бриджи и, весело посвистывая, отправилась на поиски приключений. Присущая
Мэри-Бет размашистая легкая походка еще больше усиливала ее сходство с юношей.
Что до меня, то, будучи предоставлен сам себе, я отправился
в Эдинбургский университет, намереваясь узнать, кто из здешних профессоров
считается наиболее сведущим в истории здешних мест и к тому же специалистом по
интересующей меня эпохе. Вскоре мне удалось отыскать ученого мужа, вполне
соответствующего моим требованиям, свести с ним знакомство и соблазнить его
выпивкой и денежными посулами. В результате не прошло и нескольких часов, как
мы оказались в кабинете моего нового приятеля.
Профессору принадлежал очаровательный небольшой домик в
Старом городе. В последнее время многие состоятельные жители Эдинбурга
предпочли покинуть этот район, однако профессор по-прежнему хранил верность
своему дому, ибо досконально знал его историю. Все комнаты были буквально
забиты книгами, стеллажи от пола до потолка стояли даже в узких коридорах и на
площадке лестницы.
Новый мой знакомый оказался весьма обаятельным и веселым
человеком. Он был невысок ростом, и главными украшениями его персоны служили
сверкающая лысина, серебряные очки и белоснежные седые усы — чрезвычайно
длинные и пышные, как того требовала тогдашняя мода. По-английски он говорил с
сильным шотландским акцентом и был страстно влюблен в историю и фольклор своей
родной страны. На стенах его дома висели потемневшие от времени портреты
Роберта Бернса, Марии, королевы Шотландской, Роберта Брюса и даже Красавца
принца Чарли
[40]
.
Все это показалось мне довольно занятным. Признаюсь, я не
сумел скрыть своего волнения, когда профессор с гордостью подтвердил, что, как
справедливо сообщили мне студенты университета, именно он является
непревзойденным знатоком древних обычаев и старинного фольклора горных районов
Шотландии.
— А известно ли вам что-нибудь о городе под названием
Доннелеит? — дрогнувшим голосом осведомился я. — Возможно, я
произношу это слово не совсем правильно. Но звучать оно должно примерно так.
— Нет, вы произнесли совершенно верно, — заверил
меня профессор. — Но откуда вы знаете о Доннелейте? Сейчас туда
поднимаются лишь студенты — из тех, что сходят с ума по старым развалинам. Да
еще, может быть, охотники и рыбаки. В этой горной долине полным-полно всякой
дичи. Место, должен сказать, на редкость загадочное и красивое, и ради его
посещения стоит преодолеть некоторые, скажем так, трудности пути. Разумеется,
лишь в том случае, если у вас есть определенная цель. Кстати, о нем ходит
множество легенд, столь же душераздирающих, как и об озере Лох-Несс или замке
Гламз.
— Не скрою, у меня есть цель. Прошу вас, расскажите мне
все, что вам известно об этом городе и о долине, где он расположен, —
попросил я, опасаясь, что в любую минуту дух даст мне знать о своем
присутствии. Впрочем, можно было не сомневаться, что Мэри-Бет сделает все от
нее зависящее, чтобы не позволить ему вмешаться в мои дела. Наверняка, для того
чтобы отвлечь Лэшера, она отправилась с ним в какой-нибудь паб, куда приличным
женщинам доступ закрыт.