— Как я могу об этом не думать?!
— Однако ничего другого вам не остается. Так или иначе,
не в ваших силах что-либо изменить, доктор Ларкин.
Ларк хотел возразить, но не нашел слов. Сказать, в сущности,
было нечего. Обернувшись, он увидел, что молодой человек по имени Джеральд
предупредительно распахнул дверь, а другой, Карл, нетерпеливо переминается с
ноги на ногу. Да, судя по всему, ему придется внять совету Эрона Лайтнера и
отправиться в отель. Иного выхода он не видел.
Вместе со своими провожатыми он направился к лифту, возле
которого дежурили двое полицейских в форме. Спутники Л арка прошли мимо них, не
проронив ни слова.
Уже в лифте тот, кого звали Джеральд, — на вид ему было
не более двадцати лет — вдруг произнес:
— Это я во всем виноват.
— Почему ты так считаешь? — спросил второй, Карл.
Худощавый, с жестким и неприветливым лицом, он выглядел несколько старше.
— Я должен был исполнить волю Карлотты и сжечь дом.
— Какой дом? — встрепенулся Ларк.
Ни один из молодых людей не счел нужным ему ответить. Он
повторил свой вопрос, но по непроницаемым лицам обоих спутников понял, что
мысли их витают далеко, а его они даже не слышат. Больше он не сказал ни слова.
В вестибюле было полным-полно сотрудников службы
безопасности, полицейских и еще каких-то официальных лиц. Некоторые из них
скользнули по проходившим равнодушными взглядами. У подъезда в холодном свете
ртутных ламп Ларк увидел впечатляющих размеров лимузин.
— Есть какие-нибудь известия о Роуан? — вновь
попытался он нарушить молчание. — Ее по-прежнему ищут?
Сказав это, Ларк чуть приостановился. Но ответа в очередной
раз не последовало. Молодые люди словно опять не расслышали его слов. Л арку
пришлось смириться и покорно нырнуть в обитый кожей салон машины. Что ж, по
приезде в отель он закажет вишневый пирог. Нигде ему не доводилось пробовать
таких вкусных вишневых пирогов, как в «Поншатрен». Что касается обеда, то есть
ему совершенно не хочется. Но зато чашечку кофе с цикорием и вишневым пирогом
он выпьет с превеликим удовольствием.
— Как только приедем в отель, я закажу себе кофе с
вишневым пирогом, — во всеуслышанье сообщил Ларк.
— И правильно сделаете, — наконец откликнулся
Джеральд, словно Ларку впервые удалось сказать что-то разумное и достойное
ответа.
Ларк усмехнулся про себя. «Интересно, как там Марта? —
подумал он. — Есть ли рядом хоть кто-нибудь из близких, чтобы поддержать
ее во время похорон Фланагана?»
Глава 20
ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА ДЖУЛИЕНА
Позвольте мне перейти к сути моего рассказа, не
останавливаясь на малозначительных подробностях. Сообщу лишь, что блеклый и
сонный пейзаж Доннелейта впервые открылся моему взору в 1888 году.
«Воспоминания» продолжали меня преследовать, хотя теперь к ним примешивались
загадочные картины, приводившие меня в полное недоумение.
К тому времени Мэри-Бет успела вырасти и превратиться в
могущественную ведьму. В силе, изобретательности и глубине ума она многократно
превосходила Кэтрин. Насколько я мог судить, Маргарита и даже Мари-Клодетт тоже
не шли с ней ни в какое сравнение. Мэри-Бет воплощала собой новое, послевоенное
поколение, женщины которого наряду с кринолинами отказались от многих
предрассудков.
Моя очаровательная дочь оказывала поистине неоценимую помощь
в выполнении трех моих основных жизненных задач — в заботе о благоденствии
семьи, в приумножении наших богатств и поиске удовольствий и наслаждений. Она
стала моим доверенным лицом, так сказать, правой рукой, а самое главное — моим
единственным другом.
Что касается возлюбленных как женского, так и мужского пола,
то на протяжении всех этих лет их у меня было предостаточно. Дорогая моя
супруга, Сюзетта, к которой я неизменно питал привязанность, доступную моей
эгоистической натуре, родила четверых детей. Я хотел бы подробнее поведать вам
историю своего супружества и любовных приключений, ибо эта часть жизни мужчины
с наибольшей полнотой позволяет судить о его личности. В отношении меня, во
всяком случае, подобное утверждение абсолютно справедливо.
Однако же времени у меня, увы, немного. Поэтому ограничусь
лишь тем, что повторю: несмотря на нежные чувства, которые я питал к жене,
детям и возлюбленным, единственным моим другом оставалась Мэри-Бет. Лишь с ней
одной разделял я груз знаний о Лэшере и о всех связанных с ним тайнах,
обязательствах и опасностях.
В те годы Новый Орлеан был веселым городом, где процветали публичные
дома, игорные клубы и прочие злачные места. Любители рискованных развлечений
ощущали себя здесь весьма привольно. Я относился к их числу и, стремясь
удовлетворить бушевавшие в моей душе страсти, бесстрашно окунался в самую гущу
разгула. Нередко во время подобных вылазок меня сопровождала Мэри-Бет,
переодетая юношей. Сыновей своих я стремился оградить от пагубных влияний и
потому отправил их на восток, в престижные закрытые школы, где им предстояло
усвоить все правила и науки, необходимые джентльменам, и подготовиться к
вступлению во взрослый мир. Что до Мэри-Бет, то она нуждалась в наставлениях
совсем иного рода, и я не видел причин ограничивать ее в постижении темных
сторон жизни.
Никогда прежде я не встречал человеческого существа,
наделенного умом столь пронзительным и острым, как у Мэри-Бет. Ее суждения обо
всех областях бизнеса и политики поражали меня глубиной и точностью.
Невозмутимая уравновешенность, проницательность и железная логика никогда ей не
изменяли. Она обладала невероятно богатым воображением и не знала, что такое
жалость. Но, как я уже сказал, самым главным ее достоинством был поистине
выдающийся ум, способный охватить и выстроить в логическом порядке великое
множество событий и явлений.
Она с юных лет сумела постичь многое из того, что оставалось
недоступным для нашего призрака.
Позвольте мне привести один пример. В начале восьмидесятых
годов в Новый Орлеан прибыл музыкант по имени Слепой Генри. То был истинный
представитель того типа, которого я назвал бы гением-идиотом. По части игры на
фортепиано он не знал себе равных. Ему было подвластно все — Моцарт, Бетховен,
Готтшалк. Во всех же остальных сферах жизни Слепой Генри, в полном соответствии
со своим прозвищем, проявлял поразительную слепоту, невежество и, не побоюсь
этого слова, тупость, граничившую с откровенным идиотизмом.
Когда мы с Мэри-Бет посетили его концерт, она написала на
своей программке несколько слов и передала ее мне прямо под носом у призрака,
который по своему обыкновению был полностью захвачен музыкой. «Слепой Генри и
Лэшер очень схожи по складу ума», — прочел я.