Флорентийские маски - читать онлайн книгу. Автор: Роза Планас cтр.№ 54

Порыв ветра хлестнул Федерико, как пощечина. Он вздрогнул и обернулся к Полу, который стоял рядом, молчаливый и печальный, понимая, что сейчас никакие слова не нужны. Постепенно до Федерико стало доходить, что он безнадежно опоздал, приехав сюда уже после смерти друга. Он не без труда заставил себя вновь посмотреть на могильную плиту и прочитать дату смерти. От того момента, когда еще можно было что-то изменить, его отделяло пять дней. Пять дней сомнений, страданий, мрачных предчувствий и страхов. Постепенно вся тяжесть и необратимость случившегося стала наваливаться на Федерико. Кроме того, он вдруг осознал, что и все остальное, так или иначе связанное с их последней с Марком затеей, не только не было им придумано, но, наоборот, представляет собой вполне реальную враждебную и грозную силу. Коломбина и маска Винченцо не были его выдумкой, а руки добрых братьев дотянулись и до Англии: кто, как не они, расправились с Марком при помощи той рыжеволосой женщины, которая рыдает сейчас на пороге церкви. Именно ее он видел на собрании в день своего посвящения в карбонарии.

– Прими мои соболезнования. Болезнь унесла от нас моего племянника и твоего друга. Он утонул – сам бросился в море после того, как получил какую-то посылку, судя по всему, отравленную – не то в прямом, не то в переносном смысле.

Федерико закрыл лицо руками и, потеряв равновесие, чуть было не упал. Ноги у него дрожали и подкашивались. Пол, поняв, в чем дело, поддержал итальянца, а затем помог ему дойти до ближайшей скамеечки под кладбищенским кипарисом. Мелкий дождь продолжал омывать и без того чистые могильные плиты.

– Я ничего не ел со вчерашнего дня и, наверное, поэтому плохо держусь на ногах, – сказал Федерико, почему-то приписывая свою слабость именно голоду. – Нет, это невозможно. Все, что происходит со мной, – просто какое-то наваждение.

Пол, которому и самому было невесело, не знал, что сказать итальянцу, чтобы хоть как-то успокоить его. Тем не менее, твердо убежденный, что любое слово лучше тягостного молчания, он попытался продолжить разговор, уцепившись за слова, произнесенные Федерико:

– Будет лучше, если мы пойдем куда-нибудь, где не так сыро и мрачно, а главное, где ты сможешь поесть. Ты посмотри на себя: того и гляди, упадешь в обморок.

– Марк был совершенно здоров, я это прекрасно знаю. Мы с ним переписывались каждый день. У него было отличное настроение, и он полностью освободился от всех иллюзий. Я не могу поверить, что он снова без всякой причины тронулся рассудком. Как он мог броситься в море? Как здесь вообще можно утонуть? На этом пляже и купаться-то глупо, а не то что топиться.

В словах Федерико читалось не только нежелание верить в реальность случившегося, но и отчаяние из-за невозможности что-либо изменить. Слышались в его голосе и угрызения совести, которые уже начинали его мучить. В конце концов, он должен был это предугадать и попытаться предотвратить несчастье. Пол прекрасно понимал чувства итальянца и решил воздействовать на них логическими доводами. Он повел Федерико по дороге, уводившей от кладбища к центру города, пытаясь по пути объяснить сложившуюся ситуацию:

– Как знать, может быть, его полное выздоровление было только кажущимся. Такие болезни просто так не отступают, и лекарства от них еще не придуманы. Людям энергичным, но живущим уединенно, погруженным в свои мысли и переживания, свойственна особенность слышать всякие внутренние голоса и даже полностью поверяться им. В таком состоянии любая мелочь может быть воспринята ими как знак свыше, а ответная реакция бывает совершенно непредсказуемой – вплоть до самоубийства.

– Нет, что-то здесь не так, – настаивал Федерико. – В таком случае я давно бы уже умер. Дядя Пол, ты же меня знаешь, я – не самый приспособленный к жизни человек и не умею противостоять враждебным силам. И все-таки я дожил до того дня, когда увидел могильную плиту с именем своего лучшего друга, который всегда критически подходил к реальности, был воплощением здравого смысла. Не верю я в этот диагноз, посмертно поставленный Марку.

Энтомолог привык анализировать жизнь людей с той же беспристрастностью и тщательностью, с какими он описывал, например, совокупление пауков в положенный период спаривания. Ему было что возразить итальянцу, но, понимая терзавшие того чувства, он решил промолчать, хотя в глубине души был уверен, что смерть его племянника являлась неизбежной. Он знал Марка с детства и был в курсе всех его маний и навязчивых идей. Он помнил и ту депрессию, в которую впал Марк, когда семья решила продать старый дом, куда его привозили к бабушке, когда мать, большая любительница путешествий, уезжала в Индию и не могла взять ребенка с собой.

– Сатис-хаус. Тебе что-нибудь говорит это название? – спросил Пол, решив попытаться объяснить необъяснимое.

Федерико, стерев со щек слезы, удивленно посмотрел на Пола:

– Это из романа Диккенса, а что еще может мне сказать это название? Это тот дом, где женщины издевались над маленьким Пипом, стараясь добиться, чтобы он раз и навсегда забыл про чувство собственного достоинства.

Прежде чем продолжать, Пол помолчал и собрался с мыслями.

– Понимаешь, не все так просто, – сказал он, начиная некий монолог, целью которого была попытка хоть как-то успокоить Федерико и помочь ему привести в порядок свои мысли и чувства. – Сатис-хаус – это не просто художественный образ, это нечто большее – символ некоего неопределенного пространства наподобие чистилища, где души мертвых тысячелетиями пребывают в темноте и тишине. В общем, это своего рода мрачная пародия на вечность. Закрытый ящик, фабричный грохот, доносящийся из-за забора, грозный и вместе с тем сладострастный рык спаривающихся где-то в темноте зверей. Все эти ощущения, лишенные смысла и ценности, входят в понятие вечности.

Федерико и в лучшие времена недолюбливал загадки и шарады, а теперь в его голосе появилось раздражение.

– Пол, мне теперь не до литературных тайн. Марк умер, и Сатис-хаус может представлять для меня интерес только в том случае, если при помощи этого образа я смогу объяснить причину случившейся трагедии. Не хочу показаться невежливым, но сейчас я не в настроении выслушивать лекции по теоретической психологии.

Эта озлобленность, прозвучавшая в голосе Федерико, очень порадовала Пола. Он добился того, чего хотел, – реакции итальянца на происходящее. Он прекрасно понимал, что Федерико нужно сейчас поругаться, поссориться с кем-то и излить на собеседника ту тоску и горе, в которые его повергла смерть Марка. Сам Пол готов был сыграть роль мальчика для битья. В конце концов потом все встанет на свои места, а сейчас главное – помочь Федерико выйти из состояния сковавшего его душевного оцепенения.

– Как-то раз, когда Марк сидел в читальном зале библиотеки, какой-то незнакомец своей рукой написал в его тетради слова «Сатис-хаус». Мой племянник был уверен, что это сделал сам Диккенс, явившийся к нему с того света, или, если хочешь назвать это иначе, из другой реальности. Судя по словам Марка, призрак хотел предупредить его, что нельзя смешивать чувства из собственного прошлого с теми поисками, которые ты ведешь сегодня. Разумеется, речь шла о поисках любой информации, так или иначе связанной с произведением Коллоди. Он сам мне рассказал об этой встрече, и знаешь, я ему поверил. Мне известно, что у Марка был особый дар – он умел находить контакт со сферами, недоступными большинству людей. Вот почему я считаю – и ты тоже можешь воспринять это как утешение, – что Марк вовсе не так мертв, как это нам с тобой кажется.