Прощай, принцесса - читать онлайн книгу. Автор: Хуан Мадрид cтр.№ 57

Болтливый тип только что не подпрыгнул от восторга и сразу перешел на русский язык. Он изъяснялся с кучей ошибок, но его можно было понять. Он сразу предложил Медведю немного побеседовать с ним, чтобы попрактиковаться в языке. Уже очень давно он не имел возможности ни с кем поговорить по-русски.

Разговор он начал с расспросов. С потока вопросов о том, как именно организована торговля поддельными паспортами. Медведь быстро разобрался, что за человек сидит перед ним. И он решил, что лучше ответить на его вопросы, только очень коротко, чтобы лишь подогреть его интерес к своей персоне.

Когда очкарик спускался во двор для прогулок, он разыскивал русского и приносил новому приятелю пачку сигарет, а иногда и шоколадку. Тот в ответ угощал его напитком, который изготовляли в санчасти: девяностошестиградусный спирт, разбавленный пепси-колой. Улыбчивый субъект морщился, но глотал. В конце концов Медведь потихоньку рассказал, что в последнее время был наемником, солдатом удачи, и что он воевал на Балканах, в Афганистане, Чечне, Южной Африке…

Собеседник вытаращил глаза, и Медведь подумал, что попал в точку. Тип угодил в ловушку. С того раза он каждый день разыскивал Медведя. Если русского не было во дворе, он находил его в комнате с телевизором и присаживался рядом или старался сделать так, чтобы они обедали вместе. И тут же засыпал Медведя вопросами, но тот очень тщательно дозировал свои ответы. А иногда мог и вообще промолчать.

— Слушай, ну и сколько вы все там зарабатывали?

— Офицеры получали восемь тысяч долларов, а мы — по четыре тысячи.

— А кто именно вам платит?

— Офицер-казначей.

— Нет, я имею в виду, какая страна?

— А я откуда знаю?!

— Да, понятно. А как же вы узнаете, что кому-то требуются наемники?

— Обычно рассказывают товарищи, другие солдаты… Или наниматель сам находит.

— А офицеры? Я хочу сказать, они всегда бывают одни и те же?

— Нет, я служил под началом русских, французов — да с кем только не служил! Они всегда разные.

— А янки были? То есть, я имею в виду, американцы, люди из ЦРУ?

— Да, конечно, я служил с американцами. С солдатами вроде меня и с офицерами. Но эти люди… понимаешь, они не такие, как мы.

Они помолчали немного, Медведь остро чувствовал волнение своего собеседника — было заметно, что тот хочет спросить еще что-то, но не решается.

— Эти люди… ну, из ЦРУ, они не сражались. Они прилетали на вертолетах, чтобы допрашивать пленников. И проводили с нами беседы.

— Беседы?

— Да, беседы… Например, они говорили, что повстанцами командуют кубинские коммунисты и все такое… Но я что-то так и не встретил ни одного.

— Ты не будешь против, если я буду кое-что записывать?

Медведь отрицательно покачал головой и продолжал прислушиваться к глупостям, которые говорили по телевизору.

— А как все было организовано в Южной Африке? Как в регулярной армии?

— Что-то типа того, там были батальоны по восемьсот — тысяче человек в зависимости от…

— В зависимости от чего?

— В зависимости от потерь.

— Ах, ну да, потери… А офицеров было сколько?

— Ну, всегда по-разному. Батальоны делились на роты, роты — на взводы, ими командовали лейтенанты или сержанты. Иногда имелась полевая артиллерия и зенитные пулеметы. В каждой роте обязательно были минометные взводы. Я служил в роте спецназа, мы зарабатывали чуть больше остальных. Четыре тысячи пятьсот долларов.

— Слушай, извини за нескромность, я хотел бы еще спросить… Только не обижайся. Короче, вам разрешали оставлять себе трофеи?

— Да, конечно.

— Ну да… А женщин?

— Женщин?

— Да, ты ведь понимаешь… такое происходит на каждой войне, пережиток прошлого. Я имею в виду, случалось ли вам насиловать женщин? Прости, что я о таком спрашиваю.

— Слушай, ну вот ты представь себе: мы входим в селение, так?! Убиваем мужчин и насилуем женщин, а потом и их убиваем.

— Проклятье!

— Ладно, признаюсь тебе, я в жизни своей не убил ни одной женщины. — Медведь задумался и поправился: — Хотя нет, один раз такое случилось, но у меня не было иного выхода. — Он сделал паузу, чтобы собеседник переварил услышанное. А потом продолжил — Это было в Испании, в местечке под названием Марбелья.

Все, ловушка захлопнулась, птичка попала в клетку. Медведь быстро засобирался к себе, сказав, что не желает больше разговаривать. Теперь оставалось только выждать день или два, всячески избегая встреч.

Настанет момент, когда он сможет прийти к жертве в камеру. Это будет довольно легко провернуть в тот час, когда все выходят на прогулку. Камеры стоят открытыми, и заключенным позволяется посещать друг друга. Медведь решил, что возьмет с собой флягу с местной выпивкой и они поднимут тост за дружбу. Позже, когда тот сделает два-три глотка, Медведь схватит его за челюсть — там остается меньше всего следов — и ударит головой об стену, но только очень осторожно, чтобы не проломить череп… пока не проломить… сначала — только чтобы он потерял сознание и был в отключке.

А потом он найдет какой-нибудь острый угол, скажем, край стола, или вообще просто об пол его грохнет, это не так важно, он раскроит ему башку одним ударом, чтобы не вызывать у судмедэкспертов лишних подозрений. Затем с криками выскочит из камеры, в истерике бросится к охранникам. Его друг напился и решил поплясать на столе, расскажет он, но не удержал равновесие — рухнул вниз и теперь не дышит.

Вот как все должно произойти, если он не придумает чего получше.

Медведь хорошо запомнил то, чему его обучали на теоретических занятиях в спецназе. «Иногда лучший способ спрятаться от врага — это быть у него на виду», — говорил майор. Русский отлично выучил этот урок, так что, когда однажды очкарик застал его кашляющим и отплевывающимся кровью во внутреннем дворе, он сказал все прямо.

Медведь объяснил, что ему не нужно ни идти в санчасть, ни лечиться, так как он уже умер. Да, он мертвый. И что нынешняя его работа — подготовка к убийству. Это уже третье или четвертое его убийство в Испании — он не помнит точно, — но всего на его счету восемьдесят трупов или около того.

Иногда он говорил по-русски, чтобы доставить тому удовольствие. Но он не всегда был уверен, понимает ли его собеседник, потому что русский у того был очень литературный и порой тяжеловесный. А еще Медведь сказал, что впервые в жизни столько рассказывает кому-то. Он вообще всегда был молчуном. А теперь ему нравилось говорить. Это было новое ощущение.