— Открыть, да, — повторил я, смутно ощущая в Дэвиде раздражение или напряжение, отчасти назойливость.
— Ну, как тебе, лучше? Я хотел бы, чтобы ты взглянул на табличку, с которой я сделал тот оттиск.
— Табличку Дагона, — вырвалось у меня.
Я тут же прикусил язык, но было поздно.
Он пристально посмотрел на меня и медленно улыбнулся.
— Ты тоже провел изыскания, да? Дагон или Нептун, как называли его римляне. Пойдем, я покажу тебе. — Когда мы выходили из дома, он крикнул через плечо: — Джун, мы пошли в загон! Скоро вернемся.
— Загон? — Вслед за ним я направился к устью образованной постройками подковы. — Ты вроде бы говорил, что табличка висит над дверью?
— Так и есть, над дверью — но в здании, не имеющем крыши, поэтому я называю его загоном. Видишь?
Устье подковы формировали два маленьких здания из грубого камня, разнесенные примерно на двадцать пять ярдов и идентичные с точки зрения дизайна, с той лишь разницей, что у одного не было крыши, о чем и упомянул Дэвид.
— Может, она упала внутрь? — спросил я.
Дэвид покачал головой.
— Нет, здесь никогда не было крыши. Взгляни на верхние части стен. Они плоские и ровные. Нет ни одной щели, которые непременно остались бы, если бы здесь когда-то были поддерживающие крышу балки. Сравни со вторым строением и поймешь, что я имею в виду. Каково бы ни было первоначальное предназначение этого здания, старик Карпентер забил его всякой рухлядью: мешки старых, ржавых гвоздей, вышедшие из строя инструменты, все такое. Да, и еще он держал здесь запас дров, накрытых брезентом.
Я заглянул внутрь сквозь пустой дверной проем и прикоснулся к стене. Она утопала в тени и ощущалась холодной. В лучах солнца, падающих внутрь поверх западной стены, плавали сверкающие пылинки, бесцельно мельтеша в странно несвежем воздухе, словно рой микробов. Ощущался смешанный запах ржавчины и гнили, как будто исходящий от какого-то мелкого мертвого создания или… от моря? Последнее, конечно, было чистой фантазией и мгновенно забылось.
Я затенил глаза, защищаясь от пыльных солнечных лучей. На выложенном каменными плитами полу громоздились прогнившие мешки, из которых высыпались гвозди и шурупы; фермерские инструменты с красными пятнами ржавчины, напоминающие металлические скелеты, были свалены грудой у одной стены; в задней части из-под заплесневелого брезента выглядывали дрова. У моих ног лежала мертвая крыса или белка, кишащая личинками.
Я заморгал в неясном свете, вздрогнул, не столько от зрелища маленького трупа, сколько от внезапного озноба чисто психического происхождения, и поспешно отдернул голову.
— И вот она. — Прозаичный тон Дэвида вернул меня на землю. — Табличка.
Над нашими головами чуть повыше и посредине дверного проема виднелась квадратная табличка с изображением того, с чего снял оттиск Дэвид. Почти непроизвольно, больше повинуясь приглашению Дэвида, я бросил на нее взгляд и тут же отвел его. Он, казалось, был разочарован.
— Тебя она не заинтересовала?
— Она вызывает у меня… беспокойство, — ответил я. — Может, вернемся? Уверен, сейчас Джун уже встала.
Он пожал плечами и повел меня по той же залитой солнцем, заросшей сорняками тропинке между низкорослыми фруктовыми деревьями и пыльными, затянутыми паутиной кустами.
— Мне показалось, тебя это увлекло, — сказал Дэвид. — Что ты имеешь в виду, говоря «беспокойство»?
Я покачал головой, не зная, что ответить.
— Может, все дело во мне. Я сегодня явно не в форме. Не готов к этому, вот и все.
— Не готов к чему? — резко спросил он, но потом снова пожал плечами. — Ладно, давай, приходи в себя.
Однако после этого он стал вести себя суховато и немного угрюмо. Не как человек в плохом настроении, но я знал его достаточно хорошо, чтобы понимать — по-видимому, я ненамеренно задел какой-то обнаженный нерв, и я решил не затягивать свой визит.
Однако я успел поговорить с Джун, хотя ее вид меня расстроил. Она выглядела измученной, лицо бледное и осунувшееся, полное отсутствие жизнерадостности, которой можно ожидать от новобрачной или даже просто от любой здоровой молодой женщины в летнюю пору. Глаза покраснели. Казалось, их естественная голубизна выцвела; кожа на вид сухая; даже волосы, при прошлых наших встречах черные, блестящие и живые, сейчас казались тусклыми и безжизненными.
Возможно, конечно, я просто застал ее в тяжелый период. Недавно ее отец умер, как выяснилось позже, и, конечно, это до сих пор глубоко огорчало ее. Наверно, она вместе с Дэвидом немало потрудилась, приводя старый дом в порядок. А может быть, это действительно воздействие летних «ядовитых испарений», как сказал Дэвид, аллергия, к примеру.
Может быть…
Однако почему все это — рассеянность Дэвида, его (или моя?) почти одержимость событиями и реликтами далекого прошлого, старые мифы и легенды этой местности, призраки, туманные фантомы и все такое, странное недомогание Джун — почему все эти вещи должны беспокоить меня за рамками обычной дружбы, я не понимал. Просто испытывал чувство, как будто где-то начало катиться огромное колесо, и мой друг со своей женой прямо на его пути, даже не догадываясь, что оно угрожающе приближается к ним…
VI. Колокол Дагона
Лето прокатилось ленивыми теплыми волнами; за ним пришла осень, и деревья бесстыдно, бездумно обнажились (хотя, может, им следовало бы сохранить листву, чтобы не замерзнуть зимой). В бизнесе то и дело возникали проблемы, я трудился без отдыха, и размышлять над странностями последнего года просто не было времени. Иногда я видел Дэвида в деревне, в основном, издалека; видел и Джун, но гораздо реже. Чаще всего он выглядел измученным, а если не измученным, то подавленным, нервным, взволнованным, спешащим, а она… ну, чисто привидение. Бледная, тонкая как ива, с покрасневшими глазами (это всего лишь мое предположение) за стеклами темных очков. Супружеская жизнь? Или какие-то другие проблемы? Не мое дело.
Потом снова наступила пора «глубоководного келпа», и стараниями Дэвида это стало моим делом.
И тут я должен попросить читателя проявить терпение. Следующая часть истории может показаться написанной второпях, не слишком продуманной и связной. Однако так она мне и запомнилась: расплывчато, нереально, с плохо сочетающимися диалогами. Все происходило быстро, и я не вижу причин затягивать рассказ, усложняя его подробностями и разъяснениями.
Однажды Дэвид настойчиво постучал в мою дверь темной ночью, когда дождь поливал землю, и ветер яростно гнул деревья. И, тем не менее, Дэвид стоял на пороге без пиджака, дрожа, с пугающе-мрачным и одновременно почти отсутствующим выражением лица. Понадобилось несколько порций бренди и обтирание теплым полотенцем, чтобы он стал похож на самого себя. К этому времени он выглядел так, словно, скорее, стыдился собственного поведения, чем жаждал объяснить его. Однако так легко ему от меня было не отделаться. Пришло время, решил я, разобраться с ним, поговорить начистоту и посмотреть, что можно сделать, пока время еще не упущено.