– И попыталась. Чем это кончилось, вам известно.
– Да, – согласился он и добавил: – Теперь понятно.
Маше надо где-то укрыться. Тут вы правы, что же касается всего остального…
Почему вы решили, что все столь безнадежно?
В первую минуту я не поняла и довольно тупо смотрела на
него, а когда до меня дошло, что он имеет в виду, не выдержала и засмеялась. Он
выглядел таким серьезным, таким уверенным. Машка переводила испуганный взгляд с
него на меня, и я прервала смех.
– Потому что я видела эти бумаги, – ответила я
спокойно. – Очень мало шансов, что все хорошо закончится, то есть их вовсе
нет, особенно сейчас, когда документы исчезли. Поэтому Машке лучше всего
побыстрее собраться и покинуть квартиру. Завтра у вас будут паспорта, я надеюсь
на это. Если дело повернется скверно, вы уедете как можно дальше отсюда.
– Что значит «уедете»? – нахмурилась Машка. –
Без тебя я…
– Конечно, я тоже уеду, – согласилась я, не желая
тратить время на препирательства. – Мне нужны фотографии для паспортов.
Если повезет, они нам не понадобятся, – не зная зачем, добавила я.
– Фотографии не проблема, – спокойно сказал Тони,
вообще вел он себя странно, неожиданно для меня это уж точно. Он вроде принял
как данность то, что придется бежать отсюда и жить по чужому паспорту. Ничто не
могло нарушить его спокойствия. Выходит, он все это время действительно
догадывался и сейчас почувствовал облегчение, потому что придуманные страхи
всегда ужаснее настоящих и неизвестность пугает больше. – Что нужно
делать? – спросил он.
– Собственно, ничего. Мы сейчас уедем, а вы
постарайтесь вести себя как обычно. Если спросят про Машку, говорите, что она
отправилась к какой-то тетке. Так и скажите, чтобы они поняли: вы озадачены и
недовольны. Это отведет от вас подозрения. С работы не увольняйтесь, это
вызовет ненужные подозрения, если что, работу придется просто бросить, впрочем,
это уже не будет иметь значения. Связь держим через Виссариона, но звонить ему
надо только в исключительных случаях. Вообще никаких звонков, мобильный оставь
дома, – велела я Машке.
– Куда вы поедете?
– Вам лучше не знать об этом.
– Юлька! – разозлилась Машка.
– Дело вовсе не в моем недоверии, – усмехнулась
я. – Если не знаешь, то и сказать ничего не сможешь.
Машка испуганно посмотрела на Антона и вроде собралась
что-то произнести, но он ее перебил:
– А вы? Может, вам следует спрятаться вместе с Машей?
– Посмотрим. Я не собираюсь геройствовать, если увижу
опасность, спрячусь. Нужны фотографии, – напомнила я.
– У меня есть две штуки, – подала голос Машка.
– Отлично. Свои Тони сам завезет Виссариону. Собирайся.
На сборы у нее ушло минут десять. Мы пошли к выходу, и тут
Машка немного замешкалась, повернулась к Тони, потом посмотрела на меня и
шепнула ему:
– Пока.
– Идем, – кивнула я, она торопливо его поцеловала
и вышла первой.
Всю оставшуюся жизнь я буду корить себя за то, что не ушла,
не подождала в машине, не позволила им проститься. Ни я, ни они в тот момент,
конечно, не знали, что видятся в последний раз.
Я долго плутала по улицам, приглядываясь к машинам за своей
спиной. Я надеялась, что Долгих пока ничего не знает о признании Старкова, но
был еще Ден и его парни. Я боялась рисковать и продолжала колесить по городу, а
потом поехала на вокзал. Купила билеты на ближайшую электричку и вновь
приглядывалась, ища в случайных попутчиках что-то подозрительное. На первой же
станции мы вышли, в последний момент, когда двери уже закрывались, и я с
облегчением увидела опустевший перрон.
– Такое чувство, что мы играем в войнушку, – вдруг
сказала Машка и прыснула в кулак, я тоже засмеялась, и на миг нам показалось –
все только игра. Мы снова идем из школы, выдумываем себе приключение и сами над
собой хохочем.
Мы спустились с перрона и по тропинке направились в лес.
– Может, скажешь, куда мы идем? – спросила Машка.
– Надо вернуться в город, – ответила я.
– Тогда лучше на попутке, хорошо бы тормознуть
дальнобойщика.
Я кивнула. Мы вышли на шоссе через двадцать минут, первый же
грузовик остановился, надсадно рыча, когда Машка махнула рукой.
– До города! – крикнула она, открыв дверцу,
забросила спортивную сумку и полезла в кабину.
– С дачи? – спросил шофер, когда я устроилась
рядом с ней. – Ага.
– А чего не автобусом? Опоздали, что ли?
– Опоздали.
– Значит, отдыхали? Места у вас здесь красивые. И
девушки тоже, – добавил он, и мы опять засмеялись.
Парень был не прочь поболтать, и мы не заметили, как доехали
до города. Он высадил нас на объездной, троллейбусом мы добрались до Саблино.
Улица Третьякова была единственной в районе, где сохранились дома довоенной
застройки. Тот, что был нужен нам, стоял немного особняком. Двухэтажный, в
четыре окна по фасаду, обнесенный деревянным забором, в них ворота, из-за
забора виднелись верхушки деревьев, штук пять. На первом этаже железная дверь и
лаконичная надпись над ней: «Рюмочная».
– Подожди здесь, – сказала я Машке и направилась
туда.
В рюмочной за столами на металлических ножках толпилось
человек шесть мужиков, из тех, кого обыватели именуют алкашами. Не бомжи, но
уже близки к этому. Вели они себя, однако, сдержанно, говорили вполголоса. На
меня внимания не обратили. Ближе к стойке стояло еще три стола, покрытые
клеенкой, возле них по четыре стула, надо полагать, эти места предназначались
публике почище. За одним из столов сидели двое парней, по виду студенты, и
уплетали яичницу, о чем-то жарко споря.
За стойкой, зорко поглядывая на алкашей, стояла женщина лет
пятидесяти, невысокая, худая, но вид имела такой, что было ясно: ей лучше не
перечить. Почему-то во всех рюмочных я встречала женщин одного и того же типа,
словно работают там родные сестры.
Мое появление не осталось незамеченным, она выжидающе
смотрела, как я иду к стойке.
– Мне бы Аркашу, – сказала я, поздоровавшись.
– Зайди во двор, – ответила женщина. – Он
там.
Выйдя из рюмочной, я кивнула Машке, и мы вместе направились
во двор. Невысокий плотный мужчина с седой шевелюрой перетаскивал ящики в
подсобку, выгружая их из стоящей здесь же «Газели».
– Вы Аркаша? – спросила я, подходя ближе.