В комнате воцарилось молчание. Лейтенант Трэгг, взглянув на
Эстер Дилмейер, отвел глаза и принялся задумчиво разглядывать рисунок на ковре.
– Ну так что? – первой нарушила явно затянувшееся молчание
Эстер. – Это что, новый способ допроса с пристрастием или мы здесь просто сидим
и любуемся обстановкой?
– Мы ждем, – сказал Мейсон, – когда вы нам расскажете про
убийство.
– Вы можете ждать хоть до второго пришествия. От меня вы все
равно ничего не дождетесь! И вообще, мне пора. Так что, с вашего позволения,
ребята, я начну одеваться.
– Вы никуда не пойдете, – заявил Трэгг.
– Не пойду?
– Не пойдете.
– Почему же это?
– Мейсон выстроил логически безупречное обвинение.
– Вы хотите сказать, что вас убедил этот бред?
Он кивнул.
– Ну вы уже совсем… того, – сказала она, а затем сделала
широкий жест рукой и добавила: – Все вы.
И снова наступило напряженное молчание, которое,
по-видимому, куда больше нервировало Эстер Дилмейер, чем доводы Мейсона,
обвинившего ее в убийстве.
– Боже мой, – воскликнула она, – какого черта вы тут сидите
и пялитесь на меня! Боже милосердный! В конце концов, я у себя дома. Мне надо
одеться.
– Вы никуда не пойдете! – повторил Трэгг. – Можете считать
себя арестованной.
– Ладно, я арестована. Но это не значит, что я должна
торчать здесь и созерцать ваши кислые рожи. Наверное, раз уж меня арестовали,
то вы должны будете куда-то меня отвезти.
– Не исключено.
Она распахнула халат.
– Прямо вот так?
– Нет. Вы можете одеться.
– А вы тем временем будете таращиться на меня? Нет уж,
спасибо.
Мейсон закурил.
– Да не молчите же вы. Может быть, хоть поспорить со мной
попытаетесь?
– Нам с вами не о чем спорить, – невозмутимо ответил Мейсон.
– В деле с отравленными конфетами все улики против вас. Если же вы не убивали
Линка, то сейчас самое время перестать запираться и начать говорить. А вдруг у
вас найдутся некие смягчающие обстоятельства, которые можно будет истолковать в
вашу пользу.
– Знаю я эти ваши уловки, – заявила она. – Пытаетесь
разговорить меня. Что ж, раз уж вы все здесь такие умные, то я скажу вам
кое-что. Крошка Эстер знает свои права. А потому она будет сидеть очень-очень
тихо и не проронит ни звука. Если в полиции считают, что у них достаточно улик
против меня, то пусть меня судит суд присяжных, где меня будет защищать
настоящий, порядочный адвокат, а не жуликоватый проходимец. И вот тогда
посмотрим, что у вас выйдет.
– Что ж, – сказал Мейсон, – если вы убили его намеренно и
хладнокровно, то такой ход вполне оправдан. Однако если вы застрелили его,
защищая собственную жизнь, или же это получилось случайно, то вам лучше
рассказать об этом сейчас.
– Это почему же?
– Потому что, если вы сейчас промолчите, а затем на суде
попытаетесь представить дело как несчастный случай или как убийство,
оправданное обстоятельствами, присяжные воспримут это как историю, сочиненную
для вас вашим адвокатом.
– Вы мне очень помогли.
– К вашим услугам, – улыбнулся ей Мейсон. – Но в вашей
обороне есть слабые места. Рано или поздно полиция наткнется на них. И тогда
будет уже слишком поздно пытаться спасти себя и рассказывать, что же случилось
на самом деле.
– Правда? И что же это за слабые места?
– Недостающие фантики в коробке с конфетами, одинаковые
карточки, ваш носовой платок, телефон на полу с трубкой на рычаге – и все
прочее, что еще удастся обнаружить полиции.
– Что, например?
Мейсон улыбнулся:
– А вы сами подумайте. При этом имейте в виду, что теперь
полиции известно, что и как происходило. Им останется лишь найти подтверждение.
– Ну и флаг им в руки, – вызывающе заявила она.
– Они-то найдут, можете не сомневаться, – вздохнул Мейсон. –
А вот вам к тому времени будет уже поздно рассказывать свою историю.
– Почему?
– Газетчики напишут, что все это уловки вашего адвоката.
Она посмотрела на него невидящим взглядом человека, пытающегося
принять некое жизненно важное решение.
– А если я расскажу все сейчас?
– Тогда факты будут выглядеть куда более правдоподобно.
Она сосредоточенно разглядывала свою сигарету.
– Что ж, возможно, вы и правы.
Трэгг хотел было что-то сказать, но Мейсон упреждающим
жестом заставил его замолчать.
– У Колла есть ключ от вашей квартиры? – подсказал ей
Мейсон.
– Да.
– Значит, именно там он держал Боба Лоули на следующий день
после убийства, пока вы были в больнице.
– Наверное. Но точно не знаю.
– Вы влюблены в Колла?
– Уже нет. А раньше я была от него без ума. Ничего, переживу
как-нибудь. Со временем все пройдет. Я уже проходила через это, так что и
сейчас как-нибудь перетерплю…
Мейсон взглянул на часы:
– Что ж, если вы собираетесь…
– Ну ладно, – сказала она. – Вот как все было. Я работала в
игорном доме. Работа моя заключалась в том, чтобы поощрять мужчин к игре и
следить за тем, чтобы они не уходили сразу, как только начинают проигрывать.
Ведь мне платили процент с выручки. Некоторое время назад Колл и Линк
предложили мне поплотнее заняться Бобом Лоули, представив мне его как
богатенького бабника. Я должна была помочь им «раскрутить» его на денежки,
которых у него, похоже, было слишком много.
Свою часть работы я выполнила как надо.
Когда же дело дошло до дележки барышей, они задумали обойти
меня, а на мое место взять новую подружку Колла.
Вообще-то я не возражала. Мне и самой уже надоела такая
жизнь, но мириться с тем, что меня хотят лишить обещанных денег, я тоже не
собиралась. И тогда я решила действовать самостоятельно, так сказать, на свой
страх и риск.
Этот револьвер Боб Лоули всегда держал в бардачке своего
автомобиля. Скорее всего, он даже не заметил пропажи, когда я его оттуда
стащила. Разумеется, я понимала, что в случае чего подозрение падет в первую
очередь на меня, а потому мне было необходимо железное алиби.
Тогда-то я и решила послать себе отравленные конфеты. Все
необходимое для этого я приготовила четыре дня назад – вынула несколько штук из
коробки и отложила их в бумажный пакет, чтобы взять его с собой, начинила
снотворным остальные, упаковала коробку в бумагу и держала наготове, чтобы
послать ее себе через курьерскую службу сразу же, как только Линк предоставит
мне возможность завладеть акциями, то есть сертификатом. Так что я была во
всеоружии и ждала.