Не стоило нам этого делать, но кто же знал… Я развязала
рюкзак, Женька исправно светила, и мы увидели в рюкзаке большой целлофановый
пакет. Не вынимая его, попробовали разобраться с содержимым, стянули пакет и… В
первое мгновение я даже не поняла, что там такое. Женька вдруг сделалась серой
и со всего маха приложилась к земле затылком с подозрительным стуком, после
чего признаков жизни уже не подавала.
— Женя, — охнула я, подобрала фонарь и на
четвереньках приблизилась к ней, чтобы попытаться оказать подружке первую
помощь. Потом перевела луч света на нашу находку, и до меня наконец дошло: в
пакете лежала голова. Человеческая голова, принадлежавшая мужчине, темные
волосы, усы, глаза плотно закрыты. — Ой, мамочка, — тихо сказала я и
хлопнулась рядом с Женькой, В чувство меня привел дождь, он ни на шутку
разошелся, холодные капли били мне по лицу. Я с неохотой приподнялась и
огляделась: это не сон, я лежу в кустах, рядом Женька без чувств, и где-то
здесь отрезанная голова. Господи, зачем я очнулась?
Однако, если очнулась, лежать под дождем глупо. Я попыталась
отыскать фонарик, стараясь не думать ни о злополучной голове, ни о том, что
Женька лежит рядом и упорно не подает признаков жизни. Фонарик нашелся, свет
зажегся, и это было странно, потому что выходило, что, падая, я его как-то
выключила. Борясь с искушением направить свет на рюкзак, я все-таки решила
сначала привести в чувство подругу. Я приподняла ее голову, и Женька вдруг
спросила:
— Ты жива?
— Как ты меня напугала, — охнула я.
— Она там? — не обращая внимания на мои слова,
задала она еще вопрос.
— А куда ей деться, — вздохнула я.
— Это правда голова? — захныкала Женька. —
Самая настоящая?
— Не очень-то я ее разглядывала. Давай приходи в
чувство, пойдем в пансионат, возьмем сотовый и ментам позвоним. Голова — это
уже не шутки. Это убийство. И о нем надо поскорее сообщить.
— Конечно, убийство, — неизвестно чему
обрадовалась Женька. Она села, взяла у меня из рук фонарь и сказала:
— Анфиса, ты не могла бы ее… ну, прикрыть. Я вот что
подумала, тащить ее в пансионат не имеет смысла, менты должны осмотреть на
месте… Ее нет, — совершенно неожиданно закончила она. Я заставила себя
повернуться, и в самом деле, ни головы, ни пакета, ни рюкзака рядом с нами не
было.
— Куда же все делось? — растерялась я, шаря в
кустах и при этом напрочь забыв о своем желании никогда не видеть проклятую
голову. Теперь я так старательно ее искала, точно от этого зависела моя
дальнейшая жизнь.
Надо отдать должное подружке: она присоединилась ко мне, и
мы тщательно осмотрели кусты, близлежащую местность и даже дорогу, по которой
шли сюда.
Никакого намека на рюкзак и голову. Следов, само собой, тоже
не осталось, потому что шел дождь. Вывод напрашивался сам: либо хозяин головы
вернулся за ней, когда мы лежали в беспамятстве, и забрал рюкзак, либо вовсе
никакой головы и даже рюкзака не было, а все дам только привиделось.
— Такого быть не может, — подумав, заявила
я. — И ты, и я отчетливо помним одно и то же. Выходит, нам одновременно
приснился один и тот же сон, а так не бывает. Значит, рюкзак был…
— И голова была? — вздохнула Женька.
— Не знаю, — растерялась я. — Может, в самом
деле привиделось?
— Знаешь, что я тебе скажу, Анфиса, — запечалилась
подружка, — пойдем-ка спать. Что-то мне наше состояние не нравится.
Галлюцинации — штука опасная, так и до психушки рукой подать.
Насчет психушки я была согласна, меня хоть сейчас туда
отправляй на профилактическое лечение. Мы ходко затрусили в сторону пансионата.
Когда уже достигли ограды, Женька вдруг спросила:
— Неужто правда померещилось? — Я пожала плечами,
а она горячо зашептала:
— Анфиса, вдруг нас леший водил? То есть, я хотела
сказать, может, такое и называется «водил»? Галлюцинации там и прочее…
— Может, — отмахнулась я и тут весьма некстати
вспомнила страшилку о Зеленом охотнике, который носит свою голову не на плечах,
а под мышкой, слабо пискнула, а Женька схватила меня за руку.
— Ты чего?
— Ничего, — пролепетала я, не хватало только еще и
ее напугать.
На счастье, мы уже поднялись на крыльцо и постучали. Дверь
открыла Марина.
— Я уж беспокоиться начала, — сонно щуря глаза,
сказала она, а мы принялись оправдываться:
— Задержались в деревне, потом дождь…
— Так вы от деревни без провожатых шли?
— Конечно.
— Страсть какая… Сегодня на болоте точно все черти
собрались, такой вой устроили Словно в подтверждение ее слов, с болота донесся
протяжный вой. Мы все трое машинально перекрестились.
— Вода горячая есть? — неизвестно почему перешла я
на шепот.
— Есть, — кивнула Марина, и мы с Женькой стали
подниматься по лестнице.
— Что скажешь? — спросила она.
— О чем?
— Обо всем происходящем.
— Ничего.
— Но ведь должно же у тебя быть мнение, хоть
какое-нибудь?
— Мое мнение: нам спать пора, а будешь разговорами
допекать, получишь по носу Проснулась я с первыми лучами солнца. Женька еще
сладко спала, а я, уставясь в потолок, попыталась проанализировать происходящее.
Назвать эту свою попытку особо успешной я не могла, потому что исходных данных
было маловато.
Как я отвечу на вопрос: совершено убийство или нет, если
наверняка не знаю, видели ли мы ночью голову или все это проделки Кукуя?
Пострадав еще немного, я поднялась и растолкала Женьку. Она
охнула, села в постели и посмотрела на меня безумными глазами. Потом прижала
руку к груди и молвила:
— Ох, напугала до смерти… всю ночь кошмары снились.
— Когда кошмары снятся, человек спит чутко, а ты как
лошадь…
Женька взглянула на часы и нахмурилась:
— Ты что, с ума сошла? Поднимать человека в такую рань.
— Не забывай, тебя сюда послали с нечистой силой
бороться, а не бока отлеживать.
— Ты что-то придумала, — порадовалась Женька.
— Вот что, черная месса и отрезанная голова — звенья
одной цепи, и все это дело рук Горемыкина.
— Почему? — пробормотала подружка.