— Обмотай раструбы и завяжи плотнее. Чтоб не слезли… — попросил я Носача, назначившего себя моим секундантом.
Десятник проворно проделал требуемые манипуляции, потом оглядел все критически и хмыкнул.
— Степан, а если вот так?..
Похоже, он все приготовил заранее, потому что развернулся и поманил к себе ближнего дружинника. А когда снова поворотился ко мне, то уже держал в руках кулачный щит и… подкову. Ну если классический баклер,
[62]
только не металлический, а деревянный, я узнал сразу, то назначение лошадиного атрибута сразу не просек. А когда понял — восхитился простоте решения. Ведь идеальный кастет — и держать удобно, и назначение свое он выполнит сурово. Главное — попасть в нужное место… Например, в скулу.
Я решительно поднялся, притопнул сапогами, решая при этом — снять или нет. Но решил оставить. Тяжесть обуви с лихвой компенсировалась тем, что наступив босой ступней на острый сучок, я вообще рисковал охрометь и потерять подвижность.
— Барон, я готов!
Фон Шварцреген тоже поднялся, вынул меч, отбросил в сторону ножны и встал напротив меня.
Зрители, негромко переговариваясь, подались назад, освобождая пространство примерно метров пять в диаметре, и замерли.
— Начинайте, — громко произнес десятник западно-гатинской стражи, а потом прибавил чуть тише: — И да поможет Господь правому…
Гм, никогда раньше над этим не задумывался, а ведь это не просто так говорится. А ведь ошибался Наполеон, утверждая, что Бог всегда сражается на стороне больших батальонов! Чувствовал нечто такое и фон Шварцреген. При столь очевидном преимуществе вооруженного воина против безоружного рыцарь нападать не торопился.
Так мы и стояли, выжидая. Но если моя тактика «играть черными» была понятна, то нерешительность рыцаря зрителям не понравилась.
— Ну чего замер, барон? — не очень громко, но хорошо слышимо в общей тишине проворчал кто-то из дружинников Носача. Жителей вольного города никогда не отличала особая почтительность к титулам и знатности.
— А он только со связанными пленниками воевать может… — вторая реплика, еще более обидная, не заставила себя ждать.
— Эй, Степан! Топни ногой, может, убежит…
— Га-га-га! Го-го-го!
Смех и оскорбительные выкрики толпы сделали свое дело.
Барон очнулся и почти небрежно, но очень ловко и быстро ткнул в направлении меня острием меча.
Слишком долгое ожидание едва не сыграло злую шутку. Едва успел отпрянуть.
— Эй, поаккуратнее! — возмутился я, работая на публику и выводя противника из себя еще больше. — Так и проткнуть можно!
Зрители шутку оценили и засвистели громче.
Барон засопел и нанес рубящий удар. Я опять чуть отошел.
— О, совсем другое дело. Мухи можешь отгонять. Надоедливые твари, так и лезут в глаза.
Под общий хохот фон Шварцреген взвинтил темп. Удары сыпались со всех сторон, и мне иногда казалось, что с противоположной стороны не один мечник, а несколько. Или у барона, как у Шивы, по крайней мере шесть рук, и в каждой по клинку. Держать дистанцию и уходить становилось все труднее. Если раньше я просто отодвигался, то теперь все чаще приходилось использовать щит. А баклер, усиленный только медным умбоном, долго такого обращения не выдержит. Но ведь и рыцарь не железный. Силы в атаки он вкладывает гораздо больше, чем я в уклоны. Это уже даже мне заметно. Вихрь ударов хоть и не становился менее быстрым, но отдыхал барон между сериями все чаще.
А еще я заприметил, что если до этого рыцарь больше финтил, стараясь меня просто зацепить, то сейчас — почти каждый завершающий удар наносился в полную силу. Попади он в цель — и легким ранением уже не отделаться.
Понимая, что мою подвижность надо как-то ограничить, фон Шварцреген прекратил сверкать клинком, а взяв его обеими руками, стал производить неторопливые широкие махи, при этом — упорно тесня меня к дереву. Сам по себе дуб мне не помешает, успею отскочить, а вот корни, толстыми змеями выпирающие из-под земли, таили в себе нешуточную угрозу.
Жаль, понял я это слишком поздно. После того как зацепился за один из них. А в следующее мгновение оценил по достоинству еще одну хитрость противника. Он не зря держал меч обеими руками. И как только я потерял равновесие, клинок оказался в левой руке и устремился к моему неприкрытому щитом боку. Единственное, что я успевал сделать — это подставить под удар руку.
Барон долго ждал и использовал шанс на все сто. Удар его был так силен, что чуть не сбил меня с ног. Хорошо я к тому времени уже успел переставить ступню за корень. Звякнуло, хрустнуло… Боль в месте удара отозвалась даже в плече, заставив меня перенести вес тела на правую ногу…
А в следующее мгновение мы оба замерли, уставившись на обломок меча в руке рыцаря.
«Наручи!»
Не стану клясться, что я подумал именно так, и именно в ту секунду, но в себя я пришел на долю секунды раньше «Шварцнеггера». Используя положение, я «выстрелил», словно пружина, вкладывая в апперкот справа всю пролетарскую ненависть, свой личный страх и массу тела!
Рыцаря оторвало от земли и бросило на спину. Что-то при этом противно захрустело, но в такие подробности я уже вникать не стал. Аут! Тут и без подковы все ясно. Смертельно хотелось присесть или хотя бы встать на колено, но сработала привычка держаться на ногах, пока рефери не объявит конец поединка. Мутным, расплывающимся взглядом я глядел на зрителей и никак не мог сообразить, зачем студенты обрядились в какие-то средневековые костюмы?..
Глава восьмая
Терпеть ненавижу побудку. Вечером ты ложишься в кровать, исполненный надежд и планов, клятвенно обещая себе самому и всему миру, что с утра обязательно и непременно исполнишь все по списку, а как подходит время вставать — тело словно свинцом наливается. И проще подписать согласие на собственную казнь, если она состоится после обеда, чем выползать из-под одеяла.
Созвучно этому в набор моих любимых анекдотов входит случай с десантником, у которого не раскрылся парашют. Падает он и молится: «Господи, спаси меня! Если выживу — уйду в монастырь, брошу пить, курить, за юбками волочиться». И хлоп на скирду сена… Встает, отряхивается и думает: «Лезет же в голову всякая ерунда…»
Стоп! Какой сон? Какое утро?! Я же только что с бароном сражался! Неужели не устоял и тоже в обморок хлопнулся? А какие сомнения, если лежу с закрытыми глазами? Но если мы оба в отключке, то кто победил? Второй поединок я не переживу. Везение — штука не резиновая…
Глаза упорно не хотели открываться, но, собрав в кулак всю волю, я заставил веки раздвинуться.
— Очнулся? Слава богу…
Похоже, у меня появилась персональная нянька, она же — сестра-сиделка.