– А какие шансы у обычного человека противостоять Арахнелю? – продолжал прояснять вопрос Тавров.
– Ну если рассматривать абстрактного обычного человека, этакого усредненного «хомо вульгарис», то таковых практически нет! – категорически заявил Перфилов.
* * *
Тавров и отец Иоанн, ежась от холода, ехали на метро в сторону центра по Филевской линии. И что за идиотская ветка?! Почти все станции и пути на поверхности, а в приспособленных для подземных тоннелей вагонах гуляет ледяной ветер, щедро засасываемый воздухозаборниками. Персональный поезд Снежной королевы.
– Получается, что тот, кто послал Арахнеля, не собирался убивать Евфросинью Матвеевну? – спросил Тавров. – Получается, что он хотел просто похитить ее воспоминания за самый последний период?
– Похоже на то, – согласился отец Иоанн, – хотя нельзя категорически утверждать, что его интересовали только самые последние воспоминания.
– Вот как раз это-то можно утверждать, – возразил Тавров, – ведь если кому-то потребовалось бы ознакомиться с более ранним периодом воспоминаний Евфросиньи Матвеевны, то Арахнелю пришлось бы регулярно посещать ее в течение весьма длительного периода. В таком случае надежнее было бы организовать ее похищение из госпиталя. Я полагаю, что среди этих «демонов среднего уровня» найдутся и такие, которые смогли бы организовать подобную операцию.
– Логично, – согласился отец Иоанн, – однако непонятно, зачем это нужно похитителю Книги. Если он собирается выполнить инициацию, уже обладая Книгой, то Хранитель для него абсолютно не опасен.
– А Наблюдатель? Ведь это функция Наблюдателя – возвращать похищенную Книгу Хранителю? – напомнил Тавров.
– В принципе, верно, – задумчиво отозвался отец Иоанн после небольшой паузы, – и вполне возможно, что неизвестный инициант, – будучи осведомлен, что Наблюдатель и Хранитель лично знают друг друга, – искал в памяти Евфросиньи именно воспоминания о Наблюдателе. То есть обо мне.
– Вам следует скрыться, – убежденно заявил Тавров, – хотя бы на время, пока я не выясню личность этого любопытствующего.
– Надежнее укрытия, чем Вера, найти невозможно, – убежденно ответил отец Иоанн.
– Вот и отлично, – заключил Тавров, – отправляйтесь в ваш монастырь, а я в случае чего свяжусь с вами по мобильнику.
На том и порешили. Вышли на «Киевской», перешли на Кольцевую линию. Отец Иоанн попрощался с Тавровым и поехал дальше, до Павелецкого вокзала. Тавров отправился в противоположную сторону, к «Белорусской». Размышляя по дороге, он пришел к выводу, что загадочный хозяин Арахнеля обязательно выйдет на него, Таврова. И в самом ближайшем времени. Но не сегодня.
Тавров добрался до дома еще засветло. Пообедал, позволил себе сто пятьдесят граммов для аппетита и расслабления. Затем отключил телефон, извлек коробку с моделью самолета и принялся за любимое дело.
Глава 7
Следующим утром часам к десяти Тавров в великолепном расположении духа прибыл в офис. Но не успел он выпить утреннюю чашку кофе, как Катя сообщила:
– Валерий Иванович, к вам гость.
Тавров поморщился и хотел спросить, что это за наглец явился без предварительной записи. Впрочем, через несколько секунд этот вопрос стал вполне излишним, поскольку в кабинет сначала ввалился шкафообразный телохранитель, а следом за ним – господин Гольдштейн Вадим Маркович собственной персоной!
Тавров сразу узнал его. То же надменное выражение лица, очки в тонкой золотой оправе и толстая сигара в углу рта. Гольдштейн уселся в кресло напротив Таврова и бросил телохранителю:
– Жди в приемной.
Затем молча протянул визитку Таврову. Тавров взял визитку, прочитал вслух:
– Гольдштейн Вадим Маркович. Хм… А позвольте узнать ваш род деятельности? Или он настолько засекречен, что его невозможно указать на визитке?
– Да будет вам известно, Валерий Иванович, – ответил Гольдштейн, выпуская облако дыма, – что на визитках, вручаемых дамам и доверенным лицам, род деятельности не указывается.
– Ну к дамам я явно не отношусь, следовательно, вы причислили меня к категории, как вы выразились, «доверенных лиц». Отчего такая честь? – иронически осведомился Тавров.
– А я собираюсь дать вам поручение, – невозмутимо сообщил Гольдштейн. – Вы выступите в роли моего доверенного лица.
– Надеюсь, ничего противозаконного?
– Скажете тоже! – презрительно фыркнул Гольдштейн. – Человеку моего уровня не нужно нарушать закон – я просто напишу тот закон, который мне нужен, и проведу его через Думу. Запомните это! Вот так… А поручение будет весьма простое и хорошо оплаченное. Вы устраиваете мне встречу с одним человеком. Сумму вознаграждения определите сами. Вот и все. Весьма выгодная сделка, не правда ли?
– А если этот человек не захочет с вами встретиться? – засомневался Тавров.
– Так вот за это, милейший, я вам и заплачу! – усмехнулся Гольдштейн. – Вы должны будете уговорить этого человека. Каким образом – это уже ваша проблема. Вот фотография.
И Гольдштейн бросил на стол фотографию отца Иоанна. Тавров мрачно смотрел на нее. Он ждал этого, но не так скоро.
– Только не говорите, что вы его не знаете, – добавил Гольдштейн, выкладывая вторую фотографию, на которой отец Иоанн был сфотографирован вместе с Тавровым возле подъезда дома, где жил Тавров.
Так-так! А он даже не заметил слежки! Профессионально сработано.
– А почему вы так уверены, что я возьмусь за это дело? – спросил Тавров, в упор глядя на Гольдштейна. Тот уже знакомым движением снял очки, протер стекла носовым платком и посмотрел сквозь них на Таврова – как через лорнет.
– Да куда же вы денетесь, Валерий Иванович, – мягко и почти ласково вопросил Гольдштейн. – Мне очень нужно встретиться с этим человеком.
– Вы хотите сказать, что не оставляете мне выбора? – уточнил Тавров.
– Ну почему же, выбор у вас есть, – заметил Гольдштейн, – выполнить мое поручение бесплатно или за деньги. Вот так! Решайте, я даю вам времени ровно двенадцать часов.
– А дальше что? Поставите на счетчик? – с вызовом поинтересовался Тавров.
– Валерий Иванович, я все-таки не бригадир какой-нибудь зажопинской братвы, – поморщился Гольдштейн, – я просто сменю методы убеждения. Итак, не позднее чем через двенадцать часов я жду вашего звонка. Сейчас десять тридцать две. Время пошло.
Гольдштейн затушил сигару в пепельнице и вышел, бросив через плечо:
– Я не прощаюсь. И осознайте, пожалуйста, простой факт: вы в Пограничной Зоне. Этим все сказано.
* * *
Тавров не задумался над тем, что сказал Гольдштейн. Долгая оперативная выучка научила его равнодушно относиться к угрозам, которые обычно в 99 случаях из 100 так и остаются угрозами. Сейчас его больше заинтересовал окурок сигары, оставленный Гольдштейном. Детектив пинцетом извлек окурок из пепельницы и аккуратно уложил в полиэтиленовый пакетик с замком «зип-лок». Затем оделся и сказал, выходя в приемную: