Veritas - читать онлайн книгу. Автор: Франческо Сорти, Рита Мональди cтр.№ 189

Правда, с первого же дня пребывания в Париже наше существование омрачали стычки Атто с родственниками. Доменико, как и говорил Атто, вскоре вернулся в Тоскану. Вместо него в доме теперь часто бывал некий Шампиньи, служивший у него секретарем. Атто диктовал ему все письма, которые посылал родственникам в Италию, чтобы те продолжали верить в его слепоту. Он знал, что Доменико не предаст его: в качестве вознаграждения его ожидает приличное наследство.

И эта постоянная возня была похожа на перебранку между упрямыми детьми. В июне аббат тщетно напоминал племянникам о том, что те все еще не прислали ему засахаренных апельсинов! Потом он начал жаловаться на лесок, находившийся в его владениях, который мог погибнуть из-за недостаточного ухода. В августе же он таки сообщил племянникам, что точно знает, сколько денег поступает семье Мелани, потому что, когда Доменико получил в свое время место секретаря консула Сиены, ему из Флоренции прислали известие обо всех доходах и почестях. Проглотив этот удар, племянники, чтобы настроить дядю на мирный лад, пообещали послать к нему соотечественника, чтобы тот передал ему сухую колбасу наилучшего качества и мортаделлу, лучше той твердой и переперченной, которую они подсунули ему незадолго до его путешествия в Вену.

Но не только неутешительные новости поступали из родной Тосканы. В его собственном доме в то время гостила мадам Коннетабль, Мария Манчини, его старая любимая подруга, которая одиннадцать лет назад на моих глазах сплела вместе с Атто интригу, решившую судьбу Европы.

Когда приходили письма от мадам Коннетабль, с лица Атто исчезали все тени. Он тут же принимался готовиться к тому, чтобы отправиться на аудиенцию к его величеству, дабы испросить разрешения повидать Марию у себя на родине, в Пистойе.

Эта история повторялась каждый год: едва наступало прекрасное время года, как Мария появлялась на вилле Атто в Тоскане. Получив известие об этом, Атто поспешно требовал запрягать коляску и мчался к королю, чтобы попросить у него разрешения вернуться в Италию. Всякий раз, получая отказ, он возмущался безмерно. Однако аббат не отчаивался и, несмотря на жаркую погоду, часто курсировал между Парижем и Версалем, не уставая и не жалуясь, словно молодой человек – столько сил приливало к его старым членам при одной только мысли о мадам Коннетабль, единственной женщине, которую когда-либо любил старый кастрат. Они не виделись пятьдесят лет.

Великий герцог тоже не прекращал утруждать аббата просьбами из-за его опекаемых. Осенью того года Атто упал в своей комнате, которую не покидал почти целую зиму, хотя здоровье у него было хорошим. Засахаренные апельсины, хорошая мортаделла и колбаса, к которым присоединилась просьба о помаде и варенье из цветков апельсина, еще не прибыли. Тем временем Атто посылал послов в Пистойю, чтобы они сообщили о состоянии его дома и внешности его внучатого племянника, и не в последнюю очередь затем, чтобы они привезли долгожданные лакомства (аббат был поистине упрям), а также объявить племянникам о том, что он сам, если к весне война закончится, приедет в Пистойю и пробудет там год.

Однако год спустя, в марте 1712 года, мир еще не наступил, и, к огромному своему удивлению, я услышал из уст Атто слова раскаяния по поводу того, что двенадцать лет назад он способствовал избранию папой Альбани. Теперь он горевал о своем добром друге, покойном кардинале Буонвизи и даже попросил скопировать в Пистойе некоторые его письма и переслать ему, чтобы они сохранились для потомков.

– Если бы папой стал Буонвизи, – причитал он, – алеманы не угнетали бы Тоскану, а мир заключили бы еще несколько лет назад. Однако поскольку Господь решил покарать христианский мир, он призвал этого великого человека к себе за два месяца до избрания правящего понтифика, потому что будь Буонвизи тогда жив, папой наверняка стал бы он, а не Альбани, и я, вероятно, провел бы закат своей жизни в Риме, а не во Франции!

Как и обещал Палатино, война продолжала бушевать, народы беднели. И так будет продолжаться, пока разрушенная Европа не созреет для подготовленного дельцами мира. В их тисках оказался и аббат: выплаты его пенсии, как от короля, так и от Отель-де-Вилль, прекратились, и Атто вынужден был выплачивать тысячу франков за квартиру каждый месяц из своих сбережений.

Но такая возможность имелась не у всех. Бедность была настолько велика, что даже те люди, которых рекомендовала ему мадам Коннетабль, начали в конце концов вести себя как обманщики, к примеру некий месье Жамаль, внезапно выехавший из Парижа под фальшивым именем, чтобы не возвращать аббату занятые у него двести франков. К счастью, в дело тут же вмешалась мадам Колонна и выплатила долг.

И среди всего этого безобразия оказалось, что засахаренные апельсины, которые наконец-то выслали племянники, были украдены по дороге.

Единственным утешением для Атто служило то, что его недавно родившийся внучатый племянник, крестником которого стал великий герцог, очень понравился мадам Коннетабль, более того, напомнил ей одну из гипсовых кукол, которых делают в Лукке. И едва он получил новости от Марии Манчини, как на следующее же утро сидел в карете, направлявшейся в Версаль, чтобы в который раз умолять короля отпустить его в Пистойю.

В 1713 году у Атто было уже два внучатых племянника, однако его здоровье к тому времени не позволяло ему сделать даже одного-единственного шага по комнате, ни на что не опираясь, более того, он уже не мог даже пойти на мессу. Кроме того, он по-настоящему ослеп. И он неосторожно написал племяннику: «В конце концов меня постигло несчастье: я не могу ни читать, ни писать», что крайне возмутило и удивило родственников и даже великого герцога, которые полагали, что он слеп уже давно. Он возлагал большие надежды на своего друга, монсеньора Гаагского, который возвратил себе зрение в восемьдесят лет. Но с глазами Атто чуда так и не произошло.

Поскольку великий герцог догадывался о том, что Атто жить осталось недолго, он послал Доменико летом в Париж. Атто был очень слаб, но по-прежнему надеялся на чудо, которое позволит ему вернуться в Пистойю.

В этот, 1713 год, Франция достигла самой низкой точки своего развития: государственные финансы были в таком состоянии, что, по словам Мелани, и ста лет мира не хватит на то, чтобы оплатить долги короля. Все доходы империи были заложены, и опасались, что доходы Отель-де-Вилль приукрашены. Уже добрых два года не выплачивали пенсии, хотя на эти выплаты жила половина Франции. Тем временем Атто перевел все свое имущество в наличные деньги, не зная, чем платить за квартиру. И возвращение в Пистойю приобрело значение спасения in extremis, [111] поскольку, к счастью, у него еще были земли и дома.

В ноябре 1713 года стало известно, что Мария все еще находится в его доме в Пистойе и надеется, что король наконец отпустит его. Мир был почти подписан: принц Евгений и маршал де Виллар провели переговоры в Раштатте, и предполагалось, что соглашение о перемирии будет подписано еще до Рождества. Европа была повержена. Атто планировал поехать в Версаль, как только закончится зима, в апреле. Он снова собирался просить короля отпустить его на родину. Гонди, секретарь Медичи, подыскивал ему квартиру во Флоренции, в квартале Борго Санто-Спирито. Он хотел известить его, когда подберет ему подходящую резиденцию. Атто ни в коем случае не намеревался уходить из политической жизни, нет, он планировал, несмотря на свой преклонный возраст, курсировать между Флоренцией и Пистойей.