Imprimatur - читать онлайн книгу. Автор: Франческо Сорти, Рита Мональди cтр.№ 44

– Самым деловым образом. Начал сосредоточивать в руках одного человека – государя – все богатства, принадлежавшие до тех пор нескольким лицам. Упразднил бесчисленные должности и пенсионы, лишил Париж и королевство в целом блеска, так, чтобы все богатства стекались в закрома короны. Среди простолюдинов, до того перебивавшихся с хлеба на воду, начался мор.

– А стал ли Кольбер таким же могущественным, как и Фуке?

– Гораздо могущественней. Мой друг Никола располагал свободами, воспользоваться которыми в полную меру смог лишь его преемник. Кольбер совал повсюду нос, вмешивался в то, что оставалось вне поля зрения Фуке, которому к тому же выпало на долю нелегкое бремя постоянно вести дела в военную годину. И тем не менее долги, оставшиеся после Змеи, превышают те, за которые Фуке был объявлен главным разорителем и губителем государства. Это он-то, кто сам разорился во имя государства!

– И что, никто никогда ни в чем не винил Кольбера?

– Да было несколько скандальных историй. Взять хотя бы единственное дело с подделкой монет, когда-либо разразившееся во Франции за последние несколько веков, в котором были замешаны все помощники Змеи, в том числе его племянник. Или вот еще: дело о вырубке и незаконной продаже лесов в Бургундии, или преступное использование лесов Нормандии, где был замешан человек Кольбера – некий Беррье, тот, который позже подделал документы на процессе Фуке. Ну и всяческие махинации ради обогащения близких.

– Счастливчик!

– Как сказать. Всю жизнь он кичился своей неподкупностью, а сам копил богатство, которым так и не смог воспользоваться. Он был болен неутолимой завистью. С трудом придумывал что-то мало-мальски стоящее. Жертва ненасытной жажды власти, он установил контроль за всеми областями жизни Раны, не выходя из рабочего кабинета, нигде не бывая. Ко всему всегда относился серьезно и был ненавидим народом. Был вынужден изо дня в день выносить вспышки ярости государя. Презираем и осмеян за свое невежество. Гнев короля и собственное невежество его и доконали.

– Что вы имеете в виду? Аббат от души рассмеялся.

– Знаешь, что привело Кольбера на смертный одр?

– Вы сказали, почечный приступ.

– Правильно. А знаешь, что послужило толчком? Раздраженный его последним промахом, король призвал его к себе и осыпал бранью и оскорблениями.

– Каким промахом? В делах?

– Хуже. Чтобы уподобиться Фуке, Кольбер влез в постройку нового крыла Версальского дворца и стал навязывать зодчим свои соображением, а тем не удалось достаточно убедительно указать ему на то, к чему ведет его вмешательство не в свои дела.

– Как же так? Фуке сидел в темнице, а Кольбер все думал о нем?

– Пока суперинтендант был жив, хотя и погребен заживо в Пинероло, Кольбер пребывал в страхе, как бы король не вернул его. А после смерти Фуке ум Змеи так и не освободился от тяжелых воспоминаний о предшественнике, более изобретательном, умном, всеми любимом и почитаемом, чем он. У Кольбера было много здоровых и крепких детей, он всех их обеспечил, тогда как семья его противника жила вдали от столицы и была обречена биться с кредиторами. Но Colubra так никогда и не смог оправиться от единственного поражения, которое потерпел. Оно было наложено на него матерью-природой, с презрением отказавшей ему, пасынку, в дарованиях, щедро расточаемых ею в отношении своего сына – Фуке.

– И что же случилось в Версале?

– Новое крыло рухнуло. Весь двор по этому поводу зубоскалил. Король устроил ему разнос, и тот, раздавленный унижением, заработал жесточайший почечный приступ. Несколько дней он кричал от боли, затем наступила агония.

Я так и застыл с открытым ртом, потрясенный мощью божественной кары.

– Вы и правда были добрым другом суперинтенданта Фуке, – только и смог я выдавить из себя.

– Я бы очень хотел быть его лучшим другом.

На втором этаже открылась и закрылась дверь, кто-то шел по коридору, направляясь к лестнице.

– Дорогу Науке! – воскликнул Атто. – Но не забудь, чуть позже нам предстоит кое-куда отправиться.

Он прижался к перилам лестницы, ведущей в подвал, и затаился там, чтобы незаметно подняться к себе тотчас после того, как спустится наш ученый эскулап.

Кристофано направлялся ко мне с просьбой поторопиться с ужином, дабы утихомирить оголодавших постояльцев.

– Здесь кто-то был? Или мне послышалось?

– Да нет, это я разжигал в печи огонь, – отвечал я, делая вид, что занят приготовлением пищи.

Мне хотелось подольше удержать его, но, удовольствовавшись моим объяснением, он поднялся к себе, вновь напомнив мне об ужине. «Какое счастье, что решено было ограничиться двумя трапезами в день», – подумал я.

В суп у меня пошла манная крупа, бобы, чеснок, корица, сахар, я собирался подать к нему сыр, ароматные травы, галеты и половину фольетты [82] разбавленного водой вина.

Пока я был занят готовкой, множество тревожных мыслей роилось в моей бедной голове. Прежде всего не давало покоя только что услышанное от аббата Мелани. Натура этого человека столь противоречива, думал я, что он способен как на ложь, скрытность (а кто в той или иной мере не грешит этим?), так и на раскаяние в своих прошлых заблуждениях. Близость к Фуке не смогла затмить ни юношеского бегства в Рим, ни череды унижений, выпавших на его долю, а сегодня она ставит под удар расположение к нему короля. И все же он продолжает защищать память своего благодетеля. Возможно, он открыто выражает свои мысли лишь в моем присутствии по той простой причине, что мне никогда не представится случая передать его речи сильным мира сего.

Но что именно было им обнаружено в тайнике Кольбера? То, что он преспокойно поведал мне о своем неблаговидном поступке, – не так уж и удивительно, после всего того, что я наслушался об этом человеке, да и после моих собственных наблюдений за ним. По его словам, он взвалил на себя миссию сыскать в Риме своего стародавнего друга и покровителя – вот это было поистине удивительно. Конечно, он действовал не наобум, и не только потому, что Фуке считался мертвым, но и потому, что именно он, хотя и невольно, вовлек Атто в неприятную историю. Он предупредил меня, что я – единственный, кому известно об этой его миссии, внезапно прерванной карантином. Так вот, значит, в чьей компании спускался я в подземелье: тайного осведомителя французского короля! При мысли, что он с такой страстью ринулся разгадывать тайны «Оруженосца», и в частности тайну похищения моих сокровищ, я преисполнился гордости, при этом он сам настоятельно просил меня о помощи. Теперь-то уж я без колебаний вручил бы ему дубликаты ключей от комнат Дульчибени и Девизе, в чем отказал еще накануне. Но было поздно: из-за распоряжений Кристофано всем сидеть по своим углам оба они, как и все прочие, денно и нощно торчали у себя, что исключало какую-либо возможность осмотреть их вещи. Аббат уже объяснил мне, что расспрашивать их неловко, да и можно навести на всякие подозрения.