Imprimatur - читать онлайн книгу. Автор: Франческо Сорти, Рита Мональди cтр.№ 39

Так вот, стоявшая передо мной женщина принадлежала, как говаривал Пьетро Аретино [72] , к этой армии бесстыдниц, чья роскошь причиняет Риму ущерб, при том, что все прочие женщины ходят по улицам закутанными в покрывала и бормоча: «Отче наш».

– Ты тоже явился узнать, что уготовано тебе судьбой? И конечно, ждешь добрых предсказаний? Но будущее не всегда соответствует нашим ожиданиям. Я говорю это всем входящим сюда, – накинулась она на меня.

Я озадаченно молчал. Мне казалось, я все знал об этой женщине, но что она может предсказывать будущее, было для меня новостью.

– В магии я не сильна. Если желаешь узнать, что говорят звезды, обратись к кому-нибудь другому. А вот если тебе никогда не гадали по руке, тогда ты пришел по адресу. А может, ты хочешь узнать, что означает сон? Только не убеждай меня, что явился просто так, я тебе не поверю. Всем что-нибудь да нужно от Клоридии.

Я был заинтригован, взволнован, меня покачивало от усталости. Я вспомнил, что должен и ей передать назначенные Кристофано целебные средства, но почему-то мешкал. И неожиданно для себя решил воспользоваться случаем и пересказать страшный сон, в котором я свалился в темную дыру.

– О нет, нет, изъясняйся точнее, – покачав головой, потребовала она. – Перстень был из благородного металла или нет?

– Не знаю.

– Значит, толковать можно и так и эдак. Железное колечко означает богатство и горе. Золотое – наживу. Горн – это что-то интересное, видимо, секреты, разгаданные или нет. Возможно, Девизе имеет отношение к какой-то тайне?

– Мне известно только, что он превосходный гитарист, – ответил я, задумавшись о той подобной чуду музыке, которая рождалась под его пальцами.

– Да, немного тебе известно! – рассмеялась Клоридия. – В твоем сне есть и Пеллегрино: будто бы умерший, а затем воскресший. Воскресший мертвец означает мучения и сожаления. Ну-ка, что у нас вышло: перстень, тайна, воскресший мертвец. С перстнем не все понятно. Пока что мы разъяснили только тайну и смерть.

– Значит, этот сон предвещает беду?

– Не совсем. Твой хозяин хоть и плох, но не умер. А болезнь означает только одно: праздность и отлынивание от обязанностей. Возможно, ты боишься не справиться со всем, что навалилось на тебя с тех пор, как слег Пеллегрино. Да не бойся ты, я не скажу ему, что ты стал немного лениться, – продолжила она, доставая печенье из корзиночки. – А ты за это расскажи мне, о чем там все шепчутся внизу. Помимо Бедфорда, остальные на здоровье не жалуются, так ведь? – И как бы невзначай поинтересовалась: – Ну взять хотя бы Помпео Дульчибени? Я потому спрашиваю, что он из самых пожилых…

Опять она про Дульчибени! Я помрачнел. Но она тотчас поняла, что делается в моей душе, и привлекла меня к себе, взлохматив волосы.

– Не бойся, я пока еще не заболела чумой.

Тут я вспомнил о поручении Кристофано и наконец-то выложил ей причину своего прихода: а именно что послан исполнить предписание лекаря, дабы те, кто еще в добром здравии, не слегли. Покраснев, я заявил, что начать следует с мази на фиалках мэтра Джакомо Бортолотто да Парма, которая наносится на спину и бедра.

Она молчала. Я робко улыбнулся.

– А то можем начать с дыхательных процедур Орсолино Пиньюоло да Понтремоли, у вас ведь есть камин?

– Ну что ж, – вздохнула она. – Лишь бы не очень долго.

Сев за туалетный столик, она открыла плечи и убрала волосы под белый кисейный чепец с завязками под подбородком. Я оживил огонь в очаге и набрал горячих угольев в горшок, с трепетом представляя себе нагое тело, которому они помогали согреться в эти сентябрьские ночи.

Закончив приготовления, я повернулся к ней. Она замотала лицо куском льняного полотна: ни дать ни взять видение.

– Плод сладкого рожка, мирра, ладан, росной ладан, белая глина, бензой, камедь, сурьма и розовая вода, – заглядывая в записи Кристофано, перечислял я составные части снадобья, которое в распыленном виде следовало вдыхать, ставя на стол перед Клоридией своеобразный пылетвор – горшок с углями – и высыпая в него содержимое склянки. – Вдыхайте как следует, открыв рот.

Я пониже опустил ткань, закрывающую ей лицо. Комнату наполнили сильные ароматы.

– Турецкие лечебные средства пахнут лучше, – донеслось из-под покрывала.

– Мы пока еще не стали турками, – пошутил я.

– А поверишь ли ты мне, если я тебе скажу, что я турчанка?

– Конечно, нет, дама Клоридия.

– Но почему?

– Потому что вы родом из Голландии, из…

– Амстердама. Правильно. Откуда тебе это известно?

Я не знал, что ответить. Я услышал об этом, стоя под этой самой дверью, когда собирался постучать с тем, чтобы передать Клоридии корзину с фруктами. Тогда она была не одна и говорила об этом с незнакомым мне человеком.

– Никак служанка проболталась. Да, родилась я среди еретиков около девятнадцати лет назад, но учение Кальвина, да и Лютера остались мне чужими. Матери я не знала. А отец был богатым итальянским купцом, слегка своенравным. Он много разъезжал по свету.

– Какая же вы счастливая! – осмелился вставить я, простой найденыш.

Она прервала рассказ: судя по тому, как вздымалась ее грудь, она глубоко и старательно вдыхала лечебные пары, пока не закашлялась.

– Если тебе когда-нибудь придется иметь дело с итальянскими купцами, помни: единственное, что их заботит, это оставить с носом других, а самим извлечь выгоду, пусть и из воздуха.

Тогда мне было невдомек, что она говорила со знанием дела. Было время, выходцы из Ломбардии, Тосканы и Венеции так преуспевали в делах, что завоевали, как говорят военные, самые важные рубежи в Голландии, Фландрии, Германии, России и Польше. Никто не действовал настолько без зазрения совести, как они.

Как объяснила мне Клоридия (позже мне и самому представилась возможность в этом убедиться), эти люди принадлежали по большей части к весьма славным родам – Буонвизи, Арнольфини, Каландрини, Ченами, Бальбани, Бальби, Бурламакки, Паренци и Самминиати, которые с незапамятных времен занимались торговлей тканями и зерном в Антверпене, самом крупном рынке Европы, владели банками и биржами в Амстердаме, Безансоне и Лионе. В Амстердаме Клоридия весьма близко узнала блестящих отпрысков Тензини, Веррадзано, Бальби и Куинджетти, а также представленных своими торговыми домами и в Антверпене Бурламакки и Каландрини. Генуэзцы, флорентийцы, венецианцы – все они были торговцами, банкирами и маклерами, а кое-кто еще и лазутчиками итальянских княжеств и республик.