Фрагментация памяти - читать онлайн книгу. Автор: Жанна Пояркова cтр.№ 35

Муравьино-рыжие пряди торчали в разные стороны, не зная о расческе ровным счетом ничего. Стар искушала нас, как меня совращал ретро-Нью-Йорк, а Гарри – желтизна эс-пи. Она опять ощущала запах пороха, флюиды атомного взрыва, и это ей шло.

– Я уже переслала документ с полным описанием огрехов, которые еще не успели исправить. Только нужно действовать быстрее… Я могу помочь, рассказав про сущность «Тьмы на троих», ведь это моя игра.

Первое, что пришло мне на ум, – это догадки Мэда про Ре. Город геометрических фигур Геймана мог служить тем инструментом, который давал возможность перемещаться в разные точки уровней Среды. Уверен, что Гарри думал о том же, задумчиво мусоля сигарету. Мы застряли на краю, не в состоянии довериться рыжей и выйти на хайвэй, чтобы понестись прямиком по дороге в ад. Полнота ответа содержалась в том, что не имело смысла прятаться и отрицать шанс прокрутить мир на члене, чтобы продержаться в могиле Тиа-Сити чуть дольше, а потому было неважно, предатель она или нет, искренне хочет взорвать планету или просто притворяется, чтобы нарисовать игру про анархистов-самоубийц; ответ в любом случае оставался одинаковым – да, да, да, детка.

– Мы попросим о помощи Мэда, – сказал я, прекратив молчание.

Стар поняла, о ком идет речь; в глазах плескалась самоуверенность, смешанная с чувственностью. Она отзывается на каждый намек, нанизывается на него, как высохшая бабочка с иглой в груди.

– Вы когда-нибудь видели его?

– Нет, – покачал головой Гарри. – Мэд никому не показывается.

Рыжая дернула прядь волос. Некоторое время она задумчиво ерошила нечесаную гриву, потом засунула между детских губ еще одну сигарету, подняла ресницы, встретившись со мной взглядом, и сказала:

– Ты чертовски хорош, Грайнд. Это невыносимо.

За следующие несколько недель я понял, что абсолютно ничего не знал о Среде. Несовершенство техники, использовавшейся в трущобах, искажало и упрощало реальное положение дел. Среда не была пародией на жизнь, она-то как раз и являлась настоящей жизнью. Переключение между игровыми площадками так сильно изменяло сознание, что понятие «реальности» растворялось. Все было одинаково натуральным, и от быстрой и грубой смены планов ехала крыша. Я не мог выйти из Среды и вернуться – возвращение в комнату со станциями стало еще одним уровнем, просто более простым и скучным, чем остальные. Грезы наяву не давали заснуть, меня мучила хроническая бессонница. Встать или сесть – все равно, когда окружающее складывается из нарисованных текстур, извивов плотных кодов. Бессмысленно держать в голове факт того, что твари из сумерек – цифры, ведь они могут уничтожить тебя точно так же, как кто-нибудь из Тиа-Сити. Среда бесповоротно сдвигала точку восприятия. Она превзошла стадию управляемых микросхем, являлась концентрированным электронным экстрактом.

Я копался во внутренностях «Тьмы на троих», получая удовольствие от страха, накатывающего тогда, когда бежать становилось некуда. Когда в жизни не происходит ничего осмысленного, есть свой юмор в том, чтобы предаться дикому ужасу, продирающему как электрический удар. Хорроры давно стали любимым развлечением офисного планктона, отводящего душу в неестественном мраке. И я и Гарри подсели на порции напряжения, от которого на позвоночнике вставали дыбом волосы. «Тьма на троих» не требовала быстрой реакции, в ней отсутствовал привычный для турнирных игр боевой азарт, но популярность новой вещи среди геймеров зашкаливала. Всех тянуло временно сменить кровавую баню на зараженное вирусом обаяние игрушки для психодизайнеров. Рецензенты и рекламщики исходили на нет, изощряясь в сравнениях, выкапывая из архивов названия старых хитов. Периодически игра подключала эмоциональный фон какой-нибудь случайной группы, заставляя оказываться в чужих тупиках и окончательно терять ориентиры. Инъекции, растворяющийся в венах яд образов, сминающая сопротивление музыка – слои подчинялись нечеловеческой логике, экспериментирующей с визуальной стороной игры так же просто, как и с ощущениями. У движения проявлялась дополнительная глубина, смутные предчувствия, часто этих разветвлений оказывалось слишком много, и органы чувств смешивали свои данные.

Суть «Тьмы на троих» заключалась в том, что команда из трех человек должна была найти выход из лабиринта, состоящего из пространства и смещений времени. Задерживаться в одном месте запрещалось – стоило замешкаться, как мир истончался, пропуская внутрь зло. Постоянная угроза нагнетала обстановку даже тогда, когда времени вроде бы хватало. Иногда нужно было одновременно жить в разных сюжетах, переключение между которыми осуществлялось по закону электронного трипа. Самое неприятная и основополагающая деталь игры – это изменение членов команды по мере продвижения, за счет чего они исполняли придуманную для них роль и служили дополнительным источником страха. Я не знал, как рыжей удалось сделать настолько противоестественную вещь. «Тьма на троих» демонстрировала все цвета смерти, но почему-то тянуло вернуться, чтобы опять пережить миг, когда сосуды сужаются до размеров точки, а голова расслаивается под черной радугой.

Мэд присутствовал рядом, просеивая наш путь в режиме код-хантера. С тех пор как мы начали, джокер не произнес ни слова, он существовал на периферии зрения и отыскивал узловые координаты, способные связать Ре и Среду. Мэд отлично владел собой, проходил сквозь психологические ловушки, словно призрак. Вероятно, сказывался его опыт в играх или обыкновенная сдержанность, но чем дальше, тем медленнее мы двигались. Советы Стар не помогали, «вилка» заполняла голову расплавленной медью. Но стоило выдрать из затылка контакты, как штиль гостиничного номера и застывшая фигура Гарри, зависшего над засыпанным желтыми кристаллами столом, тянула немедленно погрузиться обратно.

Ни я, ни священник не обладали знаниями для того, чтобы «Тьма на троих» прогнулась и рассыпалась на цифры. Не знаю, что двигало Мэдом, когда он опять решил нам помочь, – скорее всего, интерес перед задачей, с которой он прежде не встречался. Использование геометрических ходулей Ре не давало ему покоя. Он поделился с нами частью выкладок и гипотез, но я не понял и половины из того, что объяснял джокер. Наше объединение показалось весьма разумным: я разбирался в железе, электронике и аппаратной защите, Гарри генерировал идеи, Стар находила уязвимости и рассказывала о продуктах корпорации то, чего мы не знали, а Мэд реализовывал самую сложную часть плана. Меня больше интересовали возможности новой «вилки», ее принцип действия был слишком тонок, она вызывала у меня недоверие.

«Джокер не может найти вход из Ре», – Гарри повернулся, вокруг его глаз темнели воронки.

Эротичность обнаженных контактов, неизолированные провода, маленькие печатки микросхем, которые можно вдавливать в кожу, пузырящуюся расплавленной пластмассой, – я как будто проникал в сущность того, что скрывается под движениями Среды. Запах электричества, мерцающие связи между объектами, эхо искаженных звуков, пропущенных через фильтр, измененные частоты, забитые тупыми штырями точно под подбородок, где мягко шевелится кожа. Каждый объект невероятен, за каждым ощущением стоит принудительное возбуждение нейронов. Сексуальность Среды столь же неопровержима, как краш мозговых тканей под влиянием нч-инъектора. Без чувства сопричастности к ней невозможно существовать; ты всегда должен быть подключен, чтобы ощущать, как циркулируют жизненные токи, как перемещаются пучки чужой информации. Сводящий скулы ужас чередуется с невыносимой красотой, все это лишь пики оргастического погружения внутрь чьего-то мозга, подчиняющего своей воле.