Мутабор - читать онлайн книгу. Автор: Ильдар Абузяров cтр.№ 79

– Посмотрим, как ты его сдержишь, – улыбнулся эмир, – я тоже, когда шел на выборы в первый раз, раздавал обещания. Я хотел сделать лучше всем. О, если бы ты знал, как тяжело руководить этой бедной страной. Ты говоришь: бороться с коррупцией. Но если я начну с ней бороться, то разрушу вассальную систему, столкнусь с противоборством кланов и групп. А это приведет к попыткам развала страны. Как с этим бороться? Завинчивать гайки? Лишать людей свободы?

Как, борясь с коррупцией, одновременно давать свободу людям. Ибо я убедился, чем больше ты добра делаешь народу и даешь ему свободы, тем больше зависти и обид. И, наоборот, чем больше я угнетаю, репрессирую, караю и правлю твердой рукой, тем больше мне почтения и уважения, тем больше всенародная любовь.

Правду говорят, не делай никому добра.

– Да черт с ней, с оппозицией, – не на шутку завелся эмир, пускаясь в бесконечный монолог. – Пусть люди скажут спасибо, что я еще десять лет держал в ежовых рукавицах страну на плаву после того, как ее выкинули за борт, как щенка, три раскачавших лодку славянских брата.

Ты, должно быть, не знаешь, что в советскую эпоху Кашевар жил во многом благодаря субсидиям из центра и из других частей СССР. Ежегодные трансферты в виде инвестиций и субсидий соответствовали половине национального дохода.

Ты, должно быть, уже не помнишь, что при советском разделении труда Кашевару отводилась роль поставщика сельскохозяйственной продукции и строительных материалов. Но сейчас наши фрукты ввозить невыгодно. А единственный мощный цементный завод прибран к рукам южным кланом, кирпичный завод с устаревшим оборудованием достался западному клану. Хлопчатобумажную фабрику отхватил все тот же южный клан, а шерстяной текстильный комбинат – северный. Страна трещит по швам.

После получения независимости бюджет Кашевара вынужденно постоянно нарушался, республика погрязла во внешних и внутренних долгах. Ты, должно быть, не в курсе, но дело дошло до того, что в конце прошлого года государственный долг составил три миллиарда долларов, и американский посол предположил, что страна стоит на пороге присоединения к программе Всемирного банка и Международного валютного фонда «Бедные страны, отягощенные долгами».

– Я и так кручусь, как могу, выворачивая свои конечности, как флюгер, под ветер, – вывернув, показал мне обветренные ладони эмир. – А недавно съездил на курорт в Альпы и договорился с австрийцами о строительстве завода керамической плитки и черепицы. Затем посетил Давосский форум. И был приглашен на Канары, на встречу лидеров-демократов. Я слыву среди западных держав гуманистом и самым демократичным азиатским лидером, и за это меня дружески похлопывают по плечу и подбадривают.

Ради чести быть приглашенным на Давос и Канары, – горько ухмыльнулся эмир, – я вынужден был встать на горные лыжи и научиться яхтингу. Я, рискуя жизнью, бросался с горы под откос, я ради страны переношу сумасшедшие морские качки.

Чего только не сделаешь ради любимого Кашевара и своего народа! – горько вздохнул эмир. – На какие только жертвы не пойдешь. И яхту купишь, и домик-гостиницу в Альпах построишь. Самое ужасное, что никто не оценит и не поймет моего героизма. Не скажет спасибо. А при случае еще и воткнут нож в спину и растопчут, и захохочут, и поглумятся над трупом.

Ладно, что я, собственно говоря, жалуюсь и тебе все это рассказываю, – выдохнул эмир, давая понять, что наговорился, – тебе нужно делать свое дело, а мне свое. Желаю тебе удачи и исполнения взятых обязательств.

После встречи с эмиром, после розданных взаимных обещаний и гарантий охранники-бакланы повели меня назад к бронированному авто. По пути я вспоминал растерянное бледное лицо эмира, ибо в кризисный момент, когда ситуация начала выходить из-под контроля и нужно взвалить всю ответственность на себя, – он был растерян и проявлял малодушие. Он не был готов пожертвовать собой, потому что не обладал настоящими лидерскими качествами.

Выйдя на крыльцо, я не удержался и обернулся, и кинул взор на балкон – в бронированные окна кабинета эмира и мэра. В окне я увидел тусклую тень щуплой фигуры и подумал, что эмир и мэр – словно летучая мышь, словно вынужденный прятаться от света божьего несчастный одинокий зверь, который никому уже не верит.

И прислушиваясь к собственному звериному чутью, эмир и мэр вновь и вновь подходит к кресту оконной рамы, чтобы взглянуть на муравейник Кашевара с самой высокой точки города и уловить направление ветра.

Ибо он хорошо запомнил тот день, когда стал полноправным хозяином этой резиденции и впервые в сопровождении лидеров кланов – нынешние члены кабинета министров – подъехал к величественно раскинувшему два крыла флигелей дворцу. Он помнил, с каким леденящим сердце ужасом поднимался по холодной, покрытой роговицей гранита лестнице. И с каким трудом, словно не обитые медью створы, а сцепленный клюв белоплечего орлана, разжал массивные двери. А дальше алая и теплая, как язык, ковровая дорожка, по которой он проследовал в самое сердце дворца – обитый красным сафьяном тронный зал, и далее через желудок зала приемов и бесчисленные кишечные лабиринты-коридоры – к закрытой для посторонних внутренней части дворца.

Только в личных, не помпезных и уютных, покоях резиденции он расслабился и легко, словно веко, распахнув дверь, вышел, наконец, на одну из трех террас дворца. Должно быть, к тому моменту он уже был проглочен и переварен этим величественным зданием власти, слился с ним в единое целое, и потому, выйдя на балкон в первый раз, он вдруг как на ладони увидел, что этот его родной город с кишащими в нем рыночными торговцами из кишлаков, с кучами отходов, с запахом тронутых гнильцой абрикосов и персиков городских базаров давно уже труп. Труп с неестественно откинутыми в сторону конечностями спальных районов и распухшим от нарыва чревом центра. Труп с кровеносными сосудами улиц и дорог, забитыми тромбами и бляшками. Ни дать ни взять, этот город проглотил плоть дикой природы и, не сумев переварить, заболел трихинеллезом.

В чреве центра явственно проступали очертания еще не переваренных кусков того, старого, города. А новая резиденция, как гриф-падальщик, уже раскинула крылья над этим трупом, намереваясь в свою очередь поживиться чем бог послал.

В эту самую минуту эмира затошнило от дурного предчувствия приближающегося конца. И тогда же он испытал священный ужас перед кишащим силой муравейником простых людей. Ведь, как известно, рыба гниет с головы. И если даже падальщик гриф отхватит от трупа кусок, то заболеет той же заразой, трихинеллезом. А народ все сожрет и даже не подавится, не поперхнется.

Тогда-то эмир понял, что это единственное, чего он боится – маленького, безличного и бесхарактерного моря людей. И что он никогда не отважится повернуться к нему спиной или встать перед ним в полный рост. Потому что любой самый свирепый хищник бессилен перед неминуемым концом и никогда не вступит в неравный бой со стихией. Будь то стихия воды, огня или городской толпы.