Это определенно были женщины, обычно теряющие голову от
фотографий артистов кино. «Ретушированная фотография», – подумала Хелен. Что-то
во внешности Джорджа Албера казалось искусственным, словно кто-то осторожно
вывел карандашом ровный греческий нос, идеально точную линию бровей и придал
легкую волнистость густым блестящим черным волосам. Однако художник забыл
обработать рот. Губы оказались слишком пухлыми, а подбородок выдавался вперед.
Это несколько портило общее впечатление, добавляло резкости, указывало на
тщеславность, грубость и жестокость.
– Что там случилось с котенком? Он взбесился? – спросил
Джордж Албер.
«Голос у него такой же, как лицо, – подумала Хелен. –
Ретушированный вместо естественного. Слишком правильный, чтобы быть настоящим».
– Кухарка сказала мне, что он тебя поцарапал, – продолжал
Албер. – Дай мне взглянуть на твою руку.
Джордж Албер попытался взять ее своими длинными сильными
пальцами, за которыми он тщательно ухаживал. Хелен было неприятно его
прикосновение. Она отдернула руку.
– Со мной все в порядке, – заявила Хелен. – А Эмберайс не
сошел с ума. Его…
– Ты не знаешь, – покачал головой Джордж Албер. – Из того,
что сказала кухарка…
– Она узнала обо всем от тети Матильды, – перебила Хелен. –
Котенка отравили.
– Отравили? – с недоверием переспросил Албер.
– Да.
– Это точно?
– Точно.
– Я не понимаю.
Джеральд Шор открыл дверцу машины и вышел.
– Особой сообразительности для этого не требуется, – заметил
он. – Отраву засунули в кусочки мяса, которыми накормили котенка. Кто-то очень
постарался, дав ему большую дозу, которая точно оказалась бы смертельной, если
мы немедленно не отвезли бы его к ветеринару. Еще яснее я объяснить не в
состоянии.
Джордж Албер, очевидно, не уловил сарказма.
– Я не имел в виду, что не понимаю, что произошло. Я не
понял, почему, – заявил он.
– Ответ очевиден. Кто-то хотел избавиться от котенка.
– Но зачем?
Этот вопрос заставил Хелен глубоко задуматься. Она
повернулась к своему дяде, нахмурив лоб.
– Да, дядя Джеральд, зачем кому-то травить Эмберайса?
Дядя Джеральд постарался как можно скорее закончить тему и
ответил, как показалось Хелен, слишком резким тоном:
– Трудно понять психологию отравителя животных. Люди
подбрасывают кусочки отравленного мяса во дворы. Как говорил ветеринар, в нашем
районе это очень распространено.
Хелен наблюдала за тем, как Джордж Албер и ее дядя, не
отводя глаз, смотрели друг на друга. Она увидела, что более молодому мужчине
свойственна агрессивность, заставляющая двигаться вперед под огнем противника,
ни в коем случае не отступая.
– Сомневаюсь, что котенка отравили таким образом, – заявил
Албер. – Один кусочек мяса – не исключено. Но несколько – навряд ли.
Джеральд Шор принял оборонительную позицию, что ему явно не
нравилось.
– Несколько кусочков мяса могли бросить во двор таким
образом, что они упали очень близко один от другого, – возразил он. – Не вижу
причины, почему бы котенку не попробовать их все.
Джордж Албер повернулся к Хелен:
– Когда котенок последний раз выходил на улицу, Хелен?
– Не знаю, Джордж. Не помню, чтобы он вообще выходил после
трех.
– Значит, он съел отравленное мясо в три часа?
– Ветеринар утверждает, что за несколько минут до первой
судороги, незадолго до того, как мы его к нему привезли. То, что мы так быстро
отреагировали, спасло котенку жизнь.
Джордж Албер медленно кивнул, словно слова Хелен подтвердили
какие-то его подозрения, а потом внезапно объявил:
– Ну, я пошел. Я просто заглянул на минутку, увидимся
позднее. Мне жаль, что все так получилось с Эмберайсом. Тебе придется его
подлечить.
– Естественно, – ответила Хелен. – Я планирую отвезти его к
Тому Лунку на несколько дней.
Джордж Албер перешел дорогу к тому месту, где стояла его
машина, сел за руль и уехал.
– Терпеть его не могу, – заявил Джеральд Шор с чувством, что
чрезвычайно удивило племянницу.
– Почему, дядя Джеральд?
– Не знаю. Он… слишком самоуверен. Это еще можно понять у
человека значительно старшего по возрасту, но у него-то, черт побери, откуда
такие манеры? И кстати, почему он не в армии?
– Дефект левого уха, – объяснила Хелен. – Разве вы не
обращали внимания, что он всегда стоит правым боком к тому, с кем
разговаривает?
Джеральд хмыкнул.
– Просто выставляет свой профиль наиболее выгодной стороной.
Ты заметила, как он держит голову? Копирует кого-то из актеров, пользующихся
популярностью у женщин.
– Нет, дядя Джеральд. Вы несправедливы. Это все из-за слуха.
Я точно знаю. Он пытался пойти в армию, однако его не взяли.
– Когда Джерри Темплар возвращается обратно в лагерь? –
сменил тему дядя Джеральд.
– В понедельник.
Хелен постаралась не думать, как скоро им придется
расстаться.
– Он знает, куда его пошлют?
– Если и знает, то не говорит.
Они стояли перед входом в дом. Джеральд толкнул дверь,
пропустил Хелен, но не последовал за ней.
– У меня в городе есть дела, – сообщил он. – Тебе тоже
вскоре придется уехать. На ужин ты не поспеешь, так что лучше предупреди, что
договорилась поесть вместе со мной. Это удовлетворит Матильду, и ты сможешь
провести с Мейсоном столько времени, сколько понадобится. Как я предполагаю, он
потребует подробных объяснений. Буду ждать вас перед «Воротами замка» в девять.
Джеральд Шор захлопнул дверь до того, как Хелен смогла снова
напомнить ему, что дядя Франклин особо обращал внимание на то, что никто, кроме
Перри Мейсона, даже не должен знать про встречу в «Воротах замка».
Глава 4
Перри Мейсон обладал своеобразным магнетизмом, часто
свойственным высоким мужчинам. Все его черты и манеры излучали спокойствие, и
только в периоды стресса его неукротимая натура выходила на поверхность.
Например, выступая перед присяжными заседателями, он мог действовать как
опытный и талантливый актер. Его голос модулировал и служил усилению нужных
слов. Вопросы оказывались острыми, как бритва, и разрезали ложь, преподносимую
мрачными и упрямыми лжесвидетелями. Когда слушание дела в суде достигало
кульминации, он мгновенно реагировал на изменение ситуации, быстро соображал,
словно читал мысли других, играл на чьих-то эмоциях, перебарывал противников.
Он использовал нестандартные методы и убеждал в своей точке зрения. Никогда не
отступающий от железной логики, он всегда был готов подкрепить любое
представляемое им суждение неопровержимыми доказательствами.