В первый день не случилось ничего.
На второй день вечером я долго ворочался в палатке и никак не мог уснуть. Наконец мне надоело лежать без сна, и я вылез из палатки. Из зеленых зарослей камыша тянуло свежим ветерком, мне захотелось попасть туда – в прохладу. Я снял сандалии и босиком зашлепал по влажной земле, раздвигая густой камыш; тонкие стебли легонько хлестали меня по лицу. Я чувствовал себя невидимкой, поглощенным камышовой чащей. Вокруг колышутся на ветру стены камышей, а высоко вверху – крохотный кусочек темно-синего неба. Небо синее, как вода, но без ряби и волн, а посреди этой синевы медленно плывет круглая полная луна.
Я пошел вдоль маленького ручейка, все так же раздвигая камыши руками. Русло ручья прихотливо извивалось, а я все шагал вдоль него, пока наконец не вышел к маленькому озерцу. Вдруг я услышал всплеск и в свете луны увидел, что здесь кто-то купается.
Одновременно я почувствовал удивительный аромат.
Сквозь камыши я разглядел в воде голову и блестящие мокрые плечи. Я затаился в зарослях, с трудом сдерживая прерывистое дыхание. По воде метались длинные волосы, в сверкающих брызгах мелькали руки и ноги. Девушка купалась так долго, что у меня затекли ноги от неподвижного стояния. Наконец она стала медленно выходить из воды. Сначала я увидел голенькую спинку с маленькими выступающими лопатками, потом показались ее талия, бедра, и вот все ее тело открылось полностью, без остатка, словно она сбросила с себя панцирь. В свете луны мокрая кожа серебрилась нежными бликами.
Я увидел ее лицо.
– Сянсян…
Хотя ей было только восемнадцать, лицо и фигура Сянсян были как у взрослой женщины.
Она оделась, скрыв от меня свои прелести. Потом тихо, но твердо сказала:
– Выходи.
У меня, прятавшегося в камышах, загорелось лицо. Я долго мялся и переминался с ноги на ногу, но потом медленно вышел. Что ей сказать, я не знал. Сердце бешено колотилось. Я ужасно испугался. Вдруг она обвинит меня в посягательстве на дурное дело.
– Прости, я только сейчас пришел. Ничего не видел. – Мне хотелось оправдаться, это вышло очень неуклюже. У меня же не было при себе трехсот лянов серебра, и я не мог заплатить пени за нагую женщину.
[6]
– Ты подглядывал. Ты все видел. – Сянсян подошла ко мне вплотную. Мне в нос так и ударил аромат ее тела.
– Я нечаянно, – сказал я в ответ и попятился.
– Не бойся, – вдруг рассмеялась она. Смех Сянсян звонко прокатился по колышущимся на ветру камышам, и мне даже показалось, что ей ответило эхо.
– Сянсян, ты правда не сердишься на меня?
– Не знаю, почему ты пришел именно сюда, но я не думаю, что ты затеял дурное дело. Не такой ты человек. – Сянсян уселась на землю, вытянув босые ноги, и предложила мне сесть рядом.
Поколебавшись, я сел, но не рядом, а поодаль. Мы помолчали. Я не знал, что сказать.
– Расскажи что-нибудь, – подбодрила она меня.
– Ну… – Я вообще неразговорчивый, а сейчас, рядом с ней, когда от аромата ее тела у меня кружилась голова… Словом, я так и сидел – дурак дураком.
– Тебе тоже не спалось? Я кивнул.
– Вот и я никак не могла заснуть. – Вдруг она вскинула руку, призывая к тишине. – Слушай.
Вокруг стояла полная тишина, даже ветер стих.
– А чего слушать-то?
– Тсс… Вот опять. Слышишь?
– Ничего не слышу, а слух у меня вроде бы чуткий.
– Да, верно, уже не слышно. Тот человек ушел.
– Что за человек? Кто ушел?
– Ты ничего не слышал? Звук шаркающих сандалий? Так ясно: шлеп-шлеп-шлеп. Шаги по сухой глине… Я слышала их очень четко. Почему ты не слышал такой ясный звук? – От удивления она широко раскрыла глаза.
Почему-то мне стало страшно. Кто мог быть там, в зарослях?
Опять поднялся ветер, закачались камыши. Я вскочил на ноги, осмотрелся вокруг. Нет, здесь никого нет! Откуда тут взяться звуку шагов? Я решил пойти в заросли камыша и проверить.
– Не ходи, – остановила меня Сянсян. – Я днем слышала от местных, что много лет назад в этом озерце утопилась девушка, которую во время культурной революции сослали из города на поселение в деревню. Они рассказали, что с тех пор здесь, на берегу, слышен звук шагов. Она бросилась в воду прямо в одежде, поэтому и слышен звук шаркающих сандалий.
– Почему же я ничего не слышал? – Мое сердце быстро забилось.
– Деревенские говорят, что обычно она бродит бесшумно, но уж если кто-то услышал ее шаги, то непременно скоро умрет.
Сянсян рассказывала все это каким-то нарочито глухим, «замогильным» голосом, как в детстве, когда пугают друг друга страшилками.
Я понял, что она шутит, и рассмеялся:
– Ерунда, не верь ты этим деревенским россказням.
– А я и не верю, это я тебя пугаю! – засмеялась Сянсян. – Только я и вправду слышала чьи-то шаги, – растерянно сказала она после короткой паузы.
– Давай вернемся. – Я разволновался по-настоящему.
Раздвигая камыши, мы пошли вдоль ручья к нашим палаткам. Вдруг Сянсян резко остановилась и подняла голову, вглядываясь в темно-синее небо.
– Опять что-то не так? – спросил я.
– Как красиво! – Вся ее тоненькая фигурка тянулась вверх. Сянсян любовалась ночным небом.
– Что красиво-то?
– Звезды падают. Я только что видела, как упала звезда. Пролетела прямо над моей головой. – Она была в полном восторге.
– Фантазерка. – Я тоже посмотрел на небо: никакие звезды никуда не падали – все были на своих местах.
Наконец мы вернулись в лагерь и разошлись по своим палаткам.
Той ночью мне приснилась городская интеллигентная девушка с двумя косичками, обутая в сандалии.
На следующее утро я только вылез из палатки, как сразу увидел Сянсян. Она улыбнулась мне, и я улыбнулся в ответ.
Потом все собрались идти купаться на море. Я не умел плавать, но тоже пошел, а когда вернулся, Сянсян нигде не было. На море она с нами не пошла. Мы стали ее искать, но так и не нашли до самого вечера. Все разволновались, а девчонки даже расплакались.
Мы одолжили у местных керосиновую лампу и электрический фонарик и продолжили поиски в темноте.
Вспомнив, где мы встретились вчера ночью, я повел ребят к тому озерцу. Возможно, Сянсян опять ушла купаться сюда? Когда мы наконец пришли, луч электрического фонарика осветил гладкую поверхность озера, и в его слабом свете я увидел в воде что-то. Дурное предчувствие охватило меня. Я бросился на берег и почувствовал сильный аромат.