Невеста - читать онлайн книгу. Автор: Карина Демина cтр.№ 80

Здесь растет зерно, что капризная пшеница, что ячмень, а также греча и тонкий хрупкий лен, который продавали на местную мануфактуру. А на другую — овечью шерсть, благо хватало земли и для скота.

Держали коров, лошадей…

И будто бы позабыли про то, что была война.

Нас встретили настороженно, но без опаски. Староста, мужик солидный, особенно животом, который нависал над широким поясом, окинул Одена цепким взглядом.

— Уж не побрезгуйте, — сказал он, кланяясь. — Чем богаты, тем, как говорится… дорогому гостю.

Что ж, следовало признать, что чужая земля началась много раньше Перевала. И Оден это понял.

— Девушка со мной. — Тяжелая лапа легла на плечо. — Надеюсь, проблем не будет?

— С нашими-то нет. А с вашими вы, чай, сами как-нибудь порешите.

Был ужин с горячей пшенной кашей, щедро сдобренной маслом, с молоком в высоком, праздничном кувшине, расписанном незабудками. С сыром и солониной, что достали из подпола по особому случаю. Со свежим зеленым луком, редисом и простоквашей… Староста желал угодить, но страха я в нем не чувствовала, скорее уж любопытство. Демонстрировать его открыто человек не спешил, а вот Оден расспрашивать не стеснялся. Он был непривычно дотошен и зануден.

Хотя… что я еще о нем знаю?

Ничего, если разобраться.

Он обещал помочь, но есть ли смысл верить подобному обещанию? И я не хочу смотреть на него, поэтому разглядываю старосту, жену старосты — женщину дородную и неповоротливую. Старших сыновей, жен, детей, которые держались поодаль, но все же жадно прислушивались к взрослым разговорам.

После ужина топили баню на березовых легких дровах, с вениками, которые старшая невестка разделяла на женские и мужские. Сама же и запаривала, поглядывая на меня искоса, с осуждением.

Ну да и плевать. Баня вот получилась хорошей, горячей. Я лежала на полке, позволяя жару вытапливать грязь из тела, долго лежала, до головокружения и трепыхающегося сердца, которое вовсе не успокоилось от ледяного купания.

Принесли и мыло, и полотенца, и даже белую длинную рубаху, коротковатую для меня.

Ощущение чистоты пьянило. Или не оно, но хлебный горький квас?

Главное, что мысли невеселые ушли и стало хорошо. Просто хорошо. Я легла на лавку, собираясь передохнуть, и придремала. Сквозь сон слышала, что меня поднимают, несут, укладывают на что-то мягкое, но колючее и укрывают.

— Родничок… — Оден рядом, и сейчас, в полусне, я могу его обнять. А он шепчет: — Даже не думай от меня сбежать.

Оден уходит еще до рассвета, оставив, правда, не плащ, но тяжелый тулуп, под которым тепло, и я просыпаюсь. Лежу, слушаю, как шелестят в стогу мыши, — у них свежее гнездо в надежном месте, куда не заглядывает кошка. Где-то рядом тяжко вздыхает корова, у которой за ночь прибыло молока…

Покой.

Благодать. Но жажда ее разрушает, и я выбираюсь во двор, к колодцу, к горькой воде, забору и кошке на нем. Она, устроившись на столбике, принялась умываться, стало быть, к гостям.

Надо бы спросить у хозяев, где моя одежда, а то в этой рубашке до середины голени я чувствую себя голой.

— Ты альва? — Из колючих кустов крыжовника высовывается вихрастая мальчишечья голова. — Взаправду?

— Наполовину.

— А он — собака? Хочешь? — Мне протягивают горсть зеленых ягод, кислых, но все равно вкусных.

Помнится, я и сама чужие сады навещать любила.

— Пес, но так лучше не говорить.

Мальчишка выбрался из кустарника и задал вопрос, ответа на который я и сама не знала:

— А почему вы вместе?

— Так получилось…

Вдруг громко забрехали собаки, впрочем, заткнулись тут же, а мой случайный знакомец дернул за рукав:

— Прячься!

— От кого?

Ответить не успел: на пустую улицу вылетели всадники. С гиканьем, свистом, с хлыстами, что вспарывали воздух, подгоняя лошадей, и без того ошалевших. И те хрипели, били копытами, подымая облачка пыли, а я думала, что бежать поздно.

Первый из кавалькады, на вороном кишанском жеребце, влетел во двор.

— Эй, хозяева! — Его голос мог бы и покойника поднять. Но пес, молодой, породистый, счел, что этого мало. Сунув пальцы в рот, он свистнул так, что уши заложило.

Жеребец попятился, пошел боком, но был остановлен крепкой рукой.

А всадник заметил меня.

Как-то вот неуютно сразу стало. Пес ухмыльнулся и перекинул хлыст из руки в руку, длинный измочаленный конец его упал в песок.

— Надо же…

Хлыст шевельнулся и бросился к ногам, не пытаясь ударить, пугая.

Я не побежала.

И псу это не понравилось. Он тронул коня, заставляя подойти ближе… тесня меня к стене дома. А когда отступать мне стало некуда, резко дернул поводья, поднимая жеребца на дыбы. Передо мной мелькнули вороное брюхо с полосой подпруги, тонкие ноги и круглые копыта с полумесяцами подков. А над самым ухом щелкнул хлыст.

— И как это понимать? — Сначала я даже не узнала голос.

Оден.

Он вовремя.

Еще немного, и я бы побежала, то-то было бы радости устроить травлю.

Конь опустился на все четыре ноги, и хлыст выпал из руки всадника.

— Эйо, иди сюда.

С превеликим удовольствием.

— Ты цела?

Я кивнула, но Оден не поверил. Он привлек меня к себе и обнюхал, выискивая, должно быть, запах крови. Нет, я не ранена. А слабость — это от страха, пройдет.

Уже проходит.

— Переоденься. — Оден посторонился, пропуская меня в дом. — И соберись. Мы уезжаем.

Одежду мне вернули, выстиранную настолько, насколько это было возможно, еще влажную, но это мелочи. А рубашку зашили. Я одевалась так поспешно, как могла.

— Имя?

Дверь оставили приоткрытой. Люди были любопытны, я тоже.

— Трайс, господин. Это… это была просто шутка, господин.

Интересно, как далеко она могла зайти? Отчего-то мне и ответ-то знать на этот вопрос не хотелось. Руки дрожали. И ноги. Я села на лавку, пытаясь успокоить себя же: у пса не было причины убивать меня.

А страх… страх — это мелочи.

— Ты командуешь?

— Нет, господин.

— Кто?

Оден не повышает голоса, но в этом нет надобности: его слушают.

— Я, господин. Тарум, хожу под гербом Серого Свинца.

— Почему не остановил?

— Так… молодой же, господин. Горячий. Он не хотел дурного. Шутил просто…

— И давно у вас здесь приняты подобные шутки?