— Иди ложись спать, Рэйчел, — ответил он, словно она была ребенком, допоздна засидевшимся за столом со взрослыми. — Ты слишком устала. Прости, что надолго задержал тебя. Я даже не заметил, как прошло время.
Рэйчел ушла, расстроенная тем, что ее отправляют спать. Алессандро скорее всего жалел о том, что так много рассказал ей о себе. Ей было стыдно, что она не расспросила его об этом пять лет назад. Тогда она просто решила, что он был плохим мальчишкой, — ей не хватило ума присмотреться к нему и понять, почему он столь энергичен и решителен. Его целью в жизни был успех — и она была частью плана, но подвела его.
Успех был его самой жестокой местью.
Умываясь перед сном, она заметила, что на шее нет маминой подвески. Она вытрясла одежду, надеясь, что подвеска зацепилась за нее, когда она раздевалась, но ее не было. В панике Рэйчел обошла всю спальню и другие комнаты своих апартаментов, всматриваясь в пол в поисках алмаза на серебряной цепочке, даже заглянула в раковину и унитаз, но так ничего и не нашла. Она попыталась вспомнить, когда последний раз чувствовала подвеску на шее, но она настолько привыкла к ней, что даже и не ощущала ее на себе. Она была как будто бы частью ее тела. А теперь она пропала.
Рэйчел была готова разрыдаться. Она не может, не имеет права потерять ее — ведь это все, что осталось после ее матери! Она перевернет эту чертову виллу вверх дном и будет искать всю ночь, но найдет свою подвеску!
Рэйчел накинула сатиновый халат, который ей дала Лючия, и спустилась вниз по лестнице, продолжая поиски. Она прошла через фойе и открыла дверь, ведшую в обеденный зал. Стол был в том же виде, в котором она оставила его, — блестящий и чистый, с вазой душистых цветов посередине.
Рэйчел опустилась на четвереньки и стала исследовать ковер, напрягая зрение изо всех сил. Она чуть не плакала — ее сердце разрывалось при мысли о том, что она потеряла последнюю ниточку, связывавшую ее с покойной матерью.
— Господи, где же ты? — громко спросила она, садясь на пятки и откидывая волосы с лица.
Вдруг по ковру пробежал шелест, напоминавший мягкую поступь лисицы. Рэйчел сидела спиной к двери, и ей пришлось развернуться на коленях, чтобы увидеть, откуда шел звук. Когда она обернулась, ее сердце подскочило, словно подброшенное огромной пружиной. Перед ней был Алессандро в инвалидном кресле. Его темно-синие глаза смотрели прямо на нее.
— Не это ли ты ищешь? — спросил он.
В своих длинных загорелых пальцах он сжимал подвеску ее матери.
Глава 4
Рэйчел сглотнула, переводя взгляд с инвалидного кресла на глаза Алессандро.
— Я… я…
Он посмотрел на нее бесстрастным взглядом:
— Прости, что не могу подняться в твоем присутствии, но я надеюсь, что смогу это сделать через несколько дней.
Ее охватило сокрушительное чувство стыда и раскаяния.
— Я и понятия не имела… Мне так жаль… Если бы я знала, я никогда бы не сказала… Боже мой! Сколько ужасных вещей я тебе наговорила! — Она закусила губу так сильно, что почувствовала вкус крови. Она вспомнила каждое оскорбление, которое бросила ему в лицо за то, что он не вставал с места при ее появлении. Ей и в голову не приходило, что встать он… просто не мог! Что он теперь думает о ней? Все время, когда они были вместе, он сидел — за исключением тех минут, когда плавал в бассейне. Но и там он ни разу не встал на ноги — он оперся на бортик, подтянулся на нем и сел, свесив ноги в воду. Но почему он ничего не сказал? Почему Лючия не предупредила ее? В чем же дело?
Алессандро подъехал к ней в кресле.
— Можешь встать. Не надо ползать передо мной на коленях, как рабыня из Средневековья.
Рэйчел неловко поднялась, забыв о том, что на ней не было ничего, кроме тонкого халатика, через который просвечивали контуры тела, — и только когда Алессандро окинул ее взглядом с головы до ног, она пожалела, что не попросила у Лючии чего-нибудь более скромного.
— Ты нашел мою подвеску, — сказала она, до сих пор пребывая в полной растерянности.
— Да, — ответил Алессандро, отдавая ее Рэйчел. — Она, наверное, упала, когда ты вытирала кофе с блузки. Я нашел ее на полу, когда возвращался из столовой наверх.
Рэйчел попыталась застегнуть цепочку на шее, но ее пальцы не слушались. После второй попытки украшение выскользнуло у нее из рук, и ей снова пришлось встать на четвереньки, чтобы поднять его с пола.
— Давай я помогу, — предложил Алессандро.
Она наклонилась к нему, и их лица оказались так близко друг к другу, что у нее перехватило дыхание.
Ей невыносимо захотелось коснуться его подбородка, провести пальцем вдоль линии его чувственных губ, а затем прижаться к ним своими губами. Ее сердце билось так сильно, что ей казалось, даже он слышит.
Алессандро взял подвеску из рук Рэйчел и застегнул цепочку у нее на шее, приподняв ее волосы одной рукой. По телу Рэйчел пробежала дрожь. Его прикосновение обжигало, и каждый ее нерв был готов загореться, как бенгальский огонь.
— Готово, — сказал он, справившись с застежкой. — Советую тебе сходить к ювелиру, чтобы убедиться, что она не разойдется снова.
Рэйчел потрогала алмаз, все еще глядя в глаза Алессандро.
— Спасибо, — хрипло произнесла она, снова садясь на пол. — Не знаю, что бы я делала, если бы потеряла ее.
— Вижу, ты ею очень дорожишь.
— Да, это подвеска моей матери. Это все, что осталось от нее.
— Что ж, теперь она нашлась.
Закусив губу, Рэйчел решила прямо спросить его о том, что больше всего волновало ее.
— Что с тобой случилось?
Алессандро долго молчал. Она ждала, затаив дыхание. Неужели именно поэтому ей пришлось подписывать соглашение о конфиденциальности? Неужели он настолько плохого мнения о ней, что пошел на такие крайние меры?
— Ты знаешь, что такое синдром Гийена-Барре? — наконец спросил он.
— Да, слышала о нем. Он ведь возникает из-за вируса, правда?
— Так и есть. Около двух месяцев назад, после поездки за границу, я заболел бронхитом. Я думал, это обычная простуда, но через несколько дней у меня начали слабеть ноги. Опять же, я подумал, что просто перетренировался — до этого я готовился к марафону. Но оказалось, это синдром Гийена-Барре. В результате этой болезни в периферических нервах разрушается миелин. Иногда паралич бывает столь сильным, что человек теряет способность дышать или глотать. Так что, как видишь, мне еще повезло — пострадали только ноги, и я надеюсь, что это не навсегда.
Рэйчел не знала, что ответить. Она до сих пор не могла оправиться от потрясения, до сих пор корила себя за все то, что сказала ему. Но почему он молчал? Не мог же он рассчитывать на то, что она об этом не узнает за время своего пребывания на вилле! Или же он нарочно скрывал свою болезнь до последнего, чтобы отомстить ей?