Чучельник - читать онлайн книгу. Автор: Лука Ди Фульвио cтр.№ 15

Амальди вновь пытался утром завязать об этом разговор с Фрезе. Но заместитель был принципиальным противником подобных интерлюдий. Каждый должен заниматься своим делом – вот его философия. Инспектору даже показалось, что помощник отмахнулся от этой темы в тревоге за него, Амальди. Хотя они и не друзья, но Фрезе знает его лучше, чем кто бы то ни было. Никому другому Амальди бы такого не спустил. Ведь это не навязчивая идея, а его призвание. Миссия, обет, натура. Хотя он, будучи дипломированным психологом, определил бы подобное поведение не иначе как навязчивую идею и порекомендовал бы временно отстранить такого человека от работы. И это наверняка было бы ошибкой. Что можно понять из досье или из нескольких встреч? По официальным данным, такие поступки входят в категорию неадекватного поведения, но адекватность – понятие абстрактное, эфемерный результат оценки статистических данных. Человека можно оценивать только вне сравнения с другими, в его неповторимой индивидуальности, ставшей продуктом пережитого опыта, ведь сочетаний бесчисленное множество. Да, он знает: это опасные рассуждения. Их можно распространить и на маньяков, за которыми он охотится. Но различие очевидно: он никогда намеренно не причинял зла ближнему. Если не считать того парня, который подкарауливал женщин в подъездах и насиловал. Амальди прострелил ему колено, когда тот напал на седьмую жертву. Колено, а не череп, как ему хотелось. Парень остался калекой. С тех пор Амальди никогда не носил при себе оружия. Но едва ли многим пришлось пережить то, что пережил он. Увидеть, как твоя женщина превратилась в мешок с мусором.

Он с усилием выбрался из трясины этих мыслей и зашагал в контору. Даже пейджер не забыл включить. Он возвращался к «Бойне на рисовых полях». Видимо, убийцу подхлестнуло что-то связанное со стариком. Он почувствовал настоятельную необходимость уничтожить его. Эта необходимость порой коренится в прошлом, но не всегда. Возможно, он религиозный фанатик. Мотивов может быть множество, но только не сведение счетов. Амальди убедился в этом, обдумывая то, что произошло дальше. Убийца вернулся к раненной в грудь женщине. Ее кровь не тянулась дальше помоста, значит, девица осталась на месте. Не пыталась убежать. Почему? Потеряла сознание? Маловероятно, судя по обнаруженному в крови содержанию адреналина. А может быть, окаменела от страха при виде раны. Так или иначе, она позволила убийце подойти совсем близко. Знала его? Не исключено. Не пыталась убежать, потому что знала. Амальди подозревал, что это не так, но на первых порах ничего нельзя сбрасывать со счетов. Да и вообще, не в этом дело. Его внимание было приковано не к самой бойне. Каждый день убивают десятки человек. Но этот маньяк (мысленно Амальди уже не называл его иначе) перевязал ей рану. Причем аккуратно, сперва очистил и приложил тампон. Эксперты нашли обрывок одеяла, запачканный кровью и ошметками соска. Убийца приставил его на место отстреленной груди и сделал это прежде, чем проломить ей череп тяжелым, тупым предметом. Отчего не застрелил ее, как тех двоих? Ведь это намного удобнее. Кончились патроны? Едва ли. Не успевал? Тоже маловероятно – убийца располагал временем. Время для этого человека и для всего мира остановилось, пока он не приставил грудь на место. Из этого Амальди и заключил, что он невменяем. Иными словами, он – случайно или намеренно – проявил свой характер. Большинство людей убеждены, что безумие проявляется в самой жестокости, но гораздо чаще происходит обратное. Приступ бешенства, доводящий до убийства, может с легкостью случиться у любого. Психика человека не способна до бесконечности сдерживать его животные инстинкты и сопротивляться природной агрессивности. Каждый может совершить убийство. И даже устроить бойню. В сущности, тот же самый порыв побуждает человека выброситься из окна. А вот стремление навести порядок – это уже знак, от которого у всякого полицейского волосы должны вставать дыбом. Убийца приставил на место грудь женщины. Тут начинается обратный отсчет. И прорастают ростки болезни. Организм заражен, и нет противоядия, способного купировать болезнь. Человек складывает детальки, забывая о трупах, и будет этим заниматься на протяжении многих лет. Он запомнит лишь это действие, милосердное по своей сути, запомнит то, как восстановил женскую грудь. И как знать, куда это приведет его в дальнейшем.

– А он точно еще будет? – услышал он женский голос, когда, по обыкновению опустив голову, проходил через бронированную дверь комиссариата. – У меня скоро лекция в университете… Ах, здравствуйте, инспектор.

Амальди повернул голову и сощурился в полутьму приемной. Девушку он узнал сразу, еще до того, как она вышла в холодный неоновый круг из темного угла, призванного обескураживать зануд и жалобщиков. И тут же вспомнил имя, несколько дней назад написанное на желтом листке. Джудитта протянула ему руку как раз в тот момент, когда инспектор мысленно обозревал все оставленные убийцей улики на теле жертвы. Пальцевые отпечатки, перемазанные темно-красной липкой кровью. И у Амальди не хватило духу подать ей руку. С неудовольствием он отметил, что улыбка сползла с лица девушки. Но в этот момент он не посмел прикоснуться к ней, как будто его прикосновение могло осквернить ее. Разве можно после таких мыслей прикоснуться к кому бы то ни было?!

Джудитта ждала его уже час с лишним, несмотря на неоднократные попытки дежурного отговорить ее. Ждала, ерзала на неудобном стуле, пытаясь спрятать под него длинные ноги, хотя дежурный все равно то и дело косился на них. Долгое ожидание утомило и взбесило ее, вместо того чтоб успокоить. Она стискивала руки, пыталась читать сперва книгу, потом журнал, чтобы убить время, но там, куда ее усадили, было слишком темно. Наконец, порывшись в рюкзаке в поисках неизвестно чего, она наткнулась на шероховатую поверхность диктофона и слишком резко выдернула руки, чем на миг отвлекла полицейского за стеклом от созерцания ее ног. Джудитта натянуто улыбнулась ему и снова почувствовала себя нечистой, что еще больше ее взбесило.

Вчера она пришла домой, села за стол и включила диктофон, чтобы еще раз прослушать лекцию и сделать для себя заметки. Но в конце, когда она, помнится, выключила запись, пленка вдруг опять зашуршала. И мерзкий шепот стал повторять непристойности, которые, если верить ему, скоро станут явью. Джудитта окаменела, у нее не было сил даже выключить эту пакость. И она дослушала все до конца, пока кассета сама не остановилась. Противный голос до сих пор отдавался у нее в ушах, не оборвался, даже когда она легла спать, свернувшись калачиком на своем старом диване-кровати, который она могла разложить только после того, как отец закончит смотреть телевизор. Сон уже начал подкрадываться к ней под выкрики пьяниц в закоулках старого города, как вдруг Джудитта вспомнила про инспектора полиции, которому несколько дней назад отнесла заявление на неизвестных подонков и который ее успокоил, хотя и не пообещал ничего определенного. Ее поразило выражение его лица. Суровое, решительное. Даже, пожалуй, угрюмое, если присмотреться. Несмотря на кое-где пробивающуюся седину, Джудитта подметила в нем что-то детское. Молчаливый, серьезный ребенок, на которого всегда можно положиться. Почему-то у Джудитты возникло ощущение, что ему хочется взять ее руки в свои. Она не стала бы противиться. Ему она доверилась бы без стеснения и без страха почувствовать себя оскверненной.