– А это не может подождать до утра?
– Нет.
Еще одна долгая пауза.
– Встретимся у «Отто» в шесть.
Кафе «Отто» находится между букмекерской конторой и прачечной на западном конце Элджин-авеню. Клиентура субботним утром состоит в основном из таксистов и водителей доставки, заправляющихся кофе и углеводами на предстоящий день.
Я жду у окна. «Новичок» Дэйв появляется вовремя, перепрыгивая по дороге через лужи и кучи собачьего дерьма. В неглаженой рубашке и с нерасчесанными волосами он выглядит под стать мне.
Заказав кофе, он вынимает из кармана клочок бумаги, но не дает мне его.
– Во-первых, ответь мне на несколько вопросов. У Джерри Брандта были паспорт и права на имя Питера Брэннигана. Последние три года он владел баром в Таиланде. Парень бедный, откуда у него такие деньги?
– Наркотики.
– Я тоже так подумал, но в Интерполе и службе по борьбе с наркоторговлей на него ничего нет.
– Он вернулся в страну около двух месяцев назад. По словам его дяди, искал спонсоров.
– Это объясняет, почему они потребовали выкуп. Паб Рэя Мерфи тоже переживал не лучшие времена.
– Что ж, из-за этого их убили. Специалисты по баллистике сравнили пулю из тела Брандта с той, что нашли в теле Рэя Мерфи. Один ствол.
Дэйв смотрит на часы:
– Я должен ехать в больницу. Хочу быть там, когда Али проснется.
Он отдает мне листок бумаги.
– Шесть лет назад Кирстен Фицрой давала показания в Королевском суде Саутуорк. Свидетельствовала в пользу Хизер Уайльд, которую обвиняли в содержании борделя и получении нетрудовых доходов.
Я помню тот случай. Хизер держала свинг-клуб в доме в Брикстоне. У нее был свой сайт, «Уайльд таймс», но она утверждала, что никто никому не платил денег, следовательно, это была не проституция.
Где именно в Брикстоне? На Дамбартон-роуд.
Моя память снова восторжествовала. Это проклятие.
35
Посредине стены из беленого кирпича располагается единственная дверь, на которой нет ни ящика, ни номера. Трехэтажный фасад украшает дюжина двустворчатых окон, серых от грязи.
Я не знаю, здесь ли Кирстен. Дом выглядит пустым. Мне надо все проверить самому, слишком рискованно звонить в полицию после того, что случилось с Джерри Брандтом.
Дождь оставил дорожки воды на капотах машин, припаркованных по обеим сторонам улицы. Проходя по тротуару, я миную прикованные к забору велосипеды и переполненные мусорные ящики, тщетно ожидающие, что их вывезут.
Стучу и жду. Соскальзывает засов, щелкает замок, и дверь приоткрывается на какую-то пару дюймов, так что я с трудом могу разглядеть хмурое лицо женщины далеко не первой молодости. Сквозь узкую щель она осматривает меня с головы до ног.
– Миссис Уайльд?
– Вы знаете, который сейчас час?
– Я ищу Кирстен Фицрой.
– Никогда о такой не слышала.
Через ее плечо я вижу узкую прихожую и тускло освещенную гостиную. Когда женщина пытается закрыть дверь, я неожиданно двигаюсь вперед. Отшатнувшись, миссис Уайльд роняет телефон.
– Я не хочу никаких неприятностей. Просто выслушайте меня. – Я помогаю ей поправить столик и собираю телефонные книжки.
От Хизер Уайльд пахнет застарелым табаком и духами. Ее губы скрыты под толстым слоем яркой помады. Груди, втиснутые в атласный халат, напоминают дыни. Даж всегда говорила, что можно определить, что дыня спелая, если она чуть беловатая. Видите, как работает моя память?
В гостиной почти вся мебель затянута чехлами, кроме плетеного кресла у камина и складного столика с вычурной лампой. На столике также располагаются открытая книга, коробка с сигаретами, пепельница, полная окурков, и зажигалка в виде Венеры Милосской.
– Как давно вы общались с Кирстен?
– Я же сказала, что никогда о ней не слышала.
– Передайте ей, что у меня ее бриллианты.
– Какие бриллианты?
Я легко разжег ее любопытство.
– Те, из-за которых она чуть не умерла.
Миссис Уайльд не предложила мне присесть, но я все равно сажусь, стянув чехол с кресла, и продолжаю рассматривать хозяйку. Ее кожа везде, кроме шеи и тыльной стороны рук, суха и почти прозрачна. Взяв сигарету, Хизер разглядывает меня сквозь пламя зажигалки.
– У Кирстен большие неприятности, – объясняю я. – Я пытаюсь ей помочь. Мне известно, что она ваша подруга. Я думал, что она могла прийти к вам, когда ей понадобилось место, где можно отсидеться.
Дым кольцами поднимается с ее губ.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
Я оглядываю комнату: темные бархатные обои и барочная мебель. Если и есть место более удручающее, чем бордель, так это бывший бордель. Он словно впитывает в себя всю ненависть и разочарование, пока не становится таким же усталым и изношенным, как и половые органы его работниц.
– Как-то давно Кирстен сказала мне, что никогда не перешла бы дорогу Алексею Кузнецу, а если перешла бы, то села бы на первый авиарейс в Патагонию. Она пропустила свой рейс.
Имя Алексея заметно поколебало спокойствие Хизер Уайльд.
– Разве Кирстен вам не рассказывала? Она пыталась его обокрасть. Вы должны понимать, в какой она сейчас опасности. – Я выдерживаю паузу. – В какой опасности вы обе.
– Я ничего не сделала.
– Я уверен, что Алексей это поймет. Он разумный человек. Я видел его только вчера. Предложил ему сделку: бриллианты стоимостью два миллиона в обмен на жизнь Кирстен. Он отказался. Он считает себя человеком чести. Деньги не имеют для него значения, как, впрочем, и оправдания. Но если вы не видели Кирстен, то все в порядке. Я так ему и передам.
С ее сигареты падает пепел – прямо на халат.
– Я могла бы поспрашивать. Вы говорили о деньгах.
– Я говорил о бриллиантах.
– Я могла бы помочь найти ее.
– И я назвал бы вас гуманисткой.
Она кривит верхнюю губу.
– А вы что, не видите лимузина у подъезда?
Ее веки кажутся притянутыми ко лбу с помощью проволочек. Я слышал, что это называется кройдоновым лифтингом: волосы поднимают так высоко, что подтягивается все лицо.
Вытащив кошелек, я достаю три двадцатки. Она пересчитывает их взглядом.
– В Тоттенхэме
[117]
есть клиника. Ее взяли туда. Там дорого. Но тихо.
Я кладу в стопку еще две двадцатки. Она хватает деньги, и они исчезают у нее под халатом, как по волшебству. Потом она наклоняет голову, словно прислушиваясь к шуму дождя.