В ту же секунду моя рука прорывает газету, и я хватаю кого-то за грязные, засаленные волосы. Тяну его к себе, бумага рвется, и к моим ногам падает визжащее, одичавшее существо.
– Я этого не делал! Это не я! – вопит Крот, сворачиваясь комочком. – Не бейте меня! Не бейте меня!
– Никто тебя бить не будет. Я из полиции.
– Незаконное вторжение! Вы нарушаете границу! У вас нет на это права! Нельзя просто так сюда заявиться, нельзя!
– Крот, ты живешь здесь незаконно, и не думаю, что у тебя много прав.
Он обращает ко мне свое бледное лицо и таращится такими же бледными глазами. Вокруг шеи, как крысиные хвосты, висят дреды. На нем мешковатые штаны и армейская куртка с металлическими заклепками и планками, похожими на крепления для строп несуществующего парашюта.
Я заставляю его сесть на ящик, и он подозрительно смотрит на меня. Я любуюсь его самодельной мебелью.
– Здорово тут у тебя.
– Спасает от дождя, – говорит он без тени сарказма. Из-за бакенбард он похож на барсука. Чешет себе шею, потом под мышкой. Боже, надеюсь, это не заразно.
– Мне надо попасть в канализацию.
– Это запрещено.
– Но ты можешь меня проводить.
Он одновременно кивает и качает головой:
– Нет. Нет. Нет. Запрещено.
– Я же сказал тебе, Крот, что работаю в полиции.
Я зажигаю масляную лампу и ставлю ее на ящик. Потом расстилаю на полу карту и разглаживаю на ней сгибы.
– Ты знаешь это место?
Я показываю на Прайори-роуд, но Крот смотрит на карту тупо.
– Это почти на углу Эбботс-плейс, – объясняю я. – Мне нужна сточная или канализационная труба.
Крот чешет шею.
Внезапно до меня доходит – он не разбирается в карте. Все его ориентиры находятся под землей, и он не может соотнести их с улицами и перекрестками на поверхности.
Я вынимаю из кармана апельсин и кладу его на карту. Несколько раз перекатившись, он останавливается и, покачавшись, замирает.
– Ты можешь меня провести?
Крот внимательно смотрит на апельсин.
– Идите по течению. Вода находит путь.
– Именно, но мне нужна твоя помощь.
Крот не сводит глаз с апельсина. Я протягиваю его ему, он запихивает его в карман и застегивает карман на молнию.
– Хотите отправиться в логово дьявола?
– Да.
– Один?
– Один.
– Завтра.
– А почему не сегодня?
– Я должен встретиться с Синоптиком Питом. Он скажет нам прогноз.
– Какое значение имеет прогноз в канализации?
Крот издает громкий свист, словно поезд.
– Не хотел бы я оказаться там в дождь. Тогда воистину разверзнутся хляби небесные.
20
– Почему вас так интересует канализация? – спрашивает Джо.
Он приглашает меня сесть – отработанным, почти механическим движением.
Сегодня понедельник, и мы сидим у него в офисе, частном кабинете рядом с Харли-стрит. Это дом в георгианском стиле с черными водосточными трубами и белыми окнами. На табличке возле дверей кабинета после имени Джо тянется вереница титулов, которая оканчивается смайликом, – видимо, чтобы пациенты не чувствовали слишком большого почтения.
– Это просто теория. Выкуп должен был передвигаться по воде.
– И все?
– Рэй Мерфи работал в Водном управлении. А теперь он пропал.
Левая рука Джо дергается на колене. Перед ним на столе лежит книга «Восстановление памяти»
[83]
.
– Как ваша нога?
– Лучше.
Он хочет спросить про морфин, но воздерживается. На протяжении пары минут по кабинету, как масло, растекается молчание. Джо медленно встает, с трудом удерживая равновесие, и пускается в путь по комнате, борясь за каждый шаг. Иногда его сносит вправо, но он терпеливо восстанавливает курс.
Окидывая взглядом кабинет, я замечаю, что все в нем немного покосилось: книги на полках, папки в картотеке. Наверное, профессору все труднее поддерживать порядок.
– Вы помните Джессику Линч
[84]
? – спрашивает он.
– Американскую военнослужащую, которую взяли в плен в Ираке?
– Когда ее спасли, она не помнила ни одного события с момента пленения до той минуты, как очнулась в госпитале. Даже спустя месяцы, несмотря на все врачебные сессии и обследования, она так и не смогла ничего вспомнить. Врачи назвали это отказом памяти, что в корне отличается от амнезии. В случае амнезии вы из-за какой-либо травмы забываете о том, что с вами происходило. А Джессике просто нечего было вспоминать. Она словно находилась в сомнамбулическом состоянии, не воспринимая ничего из того, что с ней приключилось.
– То есть вы хотите сказать, что я могу так и не вспомнить, что случилось?
– Может, вам просто нечего вспомнить.
Он молчит, пока я отчаянно пытаюсь отвергнуть эту новость. Я не хочу смиряться с таким исходом. Я должен вспомнить.
– Вы когда-нибудь участвовали в передаче выкупа? – спрашивает он.