Ключ Сары - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна де Ронэ cтр.№ 39

По лестнице, ведущей из подвала наверх, протопали чьи-то шаги. И крышка люка захлопнулась. От облегчения девочка едва не лишилась чувств. Она обхватила себя руками, по щекам у нее текли слезы. Сколько еще они пробудут здесь, сколько еще ей придется вслушиваться в звон стаканов, шум шагов, раскатистый смех? Казалось, этому не будет конца. Смех лейтенанта все больше и больше походил на гогот. Она даже уловила звуки грубой отрыжки. Жюля и Женевьевы вообще не было слышно. Они до сих пор там, наверху? Что там происходит? Девочке отчаянно хотелось это знать. Но она понимала, что должна оставаться на месте до тех пор, пока за нею не придут Жюль или Женевьева. У нее уже занемели руки и ноги, но она по-прежнему не осмеливалась пошевелиться.

Наконец в доме все стихло. Собака залаяла один раз, но больше не подавала голоса. Девочка слушала и ждала. Неужели немецкие солдаты увели с собой Жюля и Женевьеву? Неужели она осталась в доме совсем одна? Но тут она расслышала приглушенные рыдания. Со скрипом распахнулся люк в полу, и до нее долетел голос Жюля:

— Сирка! Сирка!

Когда она поднялась наверх, у нее ныло тело, болели ноги, глаза покраснели от пыли, а щеки были мокрыми и грязными. Женевьева сидела за столом, уткнув лицо в сложенные руки, и плечи ее содрогались от рыданий. Жюль пытался успокоить ее. Девочка стояла и беспомощно смотрела на них. Пожилая женщина подняла голову. Ее лицо постарело и осунулось, и выражение, написанное на нем, испугало девочку.

— Эту девочку, — прошептала она, — увезли на смерть. Не знаю, где и как, но она умрет. Они не пожелали нас слушать. Мы пытались подпоить их, но они сохранили ясные головы. Они оставили нас в покое, но забрали Рахиль.

По морщинистым щекам Женевьевы ручьем текли слезы. Она в отчаянии покачала головой, схватила Жюля за руку и прижала ее к груди.

— Мой Бог, куда катится наша страна!

Женевьева жестом подозвала девочку к себе и накрыла ее маленькую ручку своей дряблой и мягкой старческой ладонью. Они спасли меня, думала девочка. Они спасли меня. Они спасли мне жизнь. Может быть, кто-нибудь, похожий на них, спас Мишеля, спас маму и папу. Может быть, не все еще потеряно.

— Маленькая Сирка! — вздохнула Женевьева, сжимая пальцы девочки. — Ты так храбро вела себя внизу.

Девочка улыбнулась. Это была светлая, мужественная улыбка, и она тронула души пожилой супружеской четы.

— Пожалуйста, — попросила она, — больше не надо называть меня Сиркой. Это мое детское имя.

— И как же мы тогда должны называть тебя? — спросил Жюль.

Девочка расправила плечи и гордо задрала подбородок.

— Меня зовут Сара Старжински.

Возвращаясь из квартиры, куда я решила наведаться, чтобы посмотреть, как идет ремонт и поговорить с Антуаном, я остановилась на углу рю де Бретань. Мастерская по-прежнему находилась здесь. И plaque [46] тоже, напоминая прохожим, что сюда согнали евреев, живущих в третьем arrondissement, шестнадцатого июля сорок второго года. Отсюда их перевезли на «Вель д'Ив», а потом отправили в лагеря смерти. Здесь началась одиссея Сары, подумала я. Вот только где она закончилась?

Стоя на углу и не обращая внимания на уличное движение, я как наяву видела Сару, идущую по рю Сантонь тем жарким июльским утром с матерью и отцом, в сопровождении полицейских. Да, я буквально видела все происходящее, видела, как их загоняют в мастерскую, прямо здесь, рядом с тем местом, на котором я стояла сейчас. Я видела милое продолговатое личико, ощущала ее страх и непонимание. Прямые волосы, собранные на затылке в конский хвост, слегка раскосые глаза цвета бирюзы. Сара Старжински. Может быть, она еще жива? Сейчас ей, наверное, уже за семьдесят, подумала я. Нет, скорее всего, ее уже нет в живых. Она исчезла с лица земли вместе с остальными детьми «Вель д'Ив». Она так и не вернулась домой из Аушвица. Она превратилась в горсть праха.

Я развернулась и пошла к машине. В лучшем стиле американских водителей я не умела управляться с ручной коробкой передач. Поэтому я остановила свой выбор на небольшой японской модели с автоматической трансмиссией, которая вызывала у Бертрана презрительную улыбку. Я практически никогда не ездила на ней по Парижу. Добраться куда-либо на автобусе или метро, которые работали безукоризненно, было намного легче. Я считала, что в городе мне машина не нужна. Бертран насмешливо относился и к этому моему чудачеству.

Сегодня после обеда мы с Бамбером собирались наведаться в Бюн-ла-Роланд. Некогда деревушка, а теперь городок, располагалась в часе езды от Парижа. Сегодня утром вместе с Гийомом я была в Дранси. Бывший концентрационный лагерь находился совсем рядом с Парижем, зажатый между серыми и унылыми пригородами Бобиньи и Пантен. Во время войны из Дранси, являющего собой центральный узел французских железных дорог, в Польшу отправилось более шестидесяти поездов. Только когда мы прошли мимо большой современной скульптуры, установленной в память о жертвах, я осознала, что в лагере и сейчас кипит жизнь. Мы встретили женщин с детскими колясками и собаками, повсюду играли и перекликались дети, ветер шевелил занавески на окнах, а на подоконниках в горшках росли цветы. Я была потрясена до глубины души. Как можно жить в этих стенах? Я поинтересовалась у Гийома, знал ли он об этом. Тот утвердительно кивнул головой в ответ. По выражению его лица я заключила, что он очень волнуется. Вся его семья была депортирована отсюда. Ему нелегко было вновь прийти на это место. Но он захотел составить мне компанию и таки настоял на своем.

Смотрителем мемориального музея Дранси оказался усталый мужчина средних лет по фамилии Менецкий. Он ждал нас перед входом в музей, который открывался, только если кто-нибудь звонил смотрителю и договаривался о встрече. Мы медленно прошлись по небольшой, просто обставленной комнате, разглядывая фотографии, заметки, карты. На витрине под стеклом лежало несколько желтых звезд. Я впервые увидела, как они выглядят в натуре. От их вида мне стало не по себе, и у меня закружилась голова.

За прошедшие шестьдесят лет лагерь почти не изменился. В большом П-образном бетонном сооружении, построенном в конце тридцатых годов при реализации инновационного жилищного проекта и реквизированном вишистским правительством в сорок первом году для депортируемых евреев, сейчас размещались около четырех сотен семей. Они ютились в крохотных квартирках, которые были выстроены еще в сорок седьмом году. В Дранси была самая низкая квартплата по сравнению с соседними районами.

Я поинтересовалась у мистера Менецкого, знают ли обитатели Cité de la Muette — по какому-то странному совпадению этот район именовался «Город немых» — о том, где именно им выпало жить. В ответ он отрицательно покачал головой. Большинство из тех, кто живет здесь, очень молоды. По его словам, они ничего не знали о прошлом своего обиталища, и оно их ни в малейшей степени не заботило. Тогда я спросила у него, много ли посетителей бывает на мемориале. Смотритель ответил, что школы присылают сюда целые классы да изредка забредают туристы. Мы полистали книгу отзывов посетителей. «Памяти моей матери Полетт. Я люблю тебя и никогда не забуду. Я буду приходить сюда каждый год и думать о тебе. Отсюда тебя увезли в Аушвиц в 1944 году, и ты не вернулась ко мне. Твоя дочь Даниэлла». Я почувствовала, как на глаза у меня навернулись слезы.