Ключ Сары - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна де Ронэ cтр.№ 18

«16 и 17 июля 1942 года в Париже и его пригородах были арестованы 13 152 еврея. Их депортировали в Аушвиц, где они впоследствии и погибли. На стадионе „Велодром д'Ивер“, который некогда располагался на этом месте, в нечеловеческих условиях содержались 1129 мужчин, 2916 женщин и 4115 детей. Всех их согнала сюда полиция правительства Виши по приказу нацистских оккупантов. Да будут благословенны те, кто пытался спасти их. Прохожий, помни о них!»

— Интересно… — протянул Бамбер. — Почему так много женщин и детей и так мало мужчин?

— Просто слухи о большой облаве ходили уже давно, — пояснила я. — Тем более что в августе сорок первого года уже состоялись многочисленные облавы. Но как бы то ни было, тогда удалось арестовать лишь немногих мужчин. Но те облавы не были такими масштабными и так тщательно спланированными, как эта. Вот почему о ней предпочли забыть. В ночь на шестнадцатое июля большая часть мужчин скрылась, полагая, что женщины и дети будут в безопасности. Но они ошибались.

— И как долго ее готовили?

— Несколько месяцев, — ответила я. — Французское правительство целенаправленно работало над организацией этой облавы с апреля тысяча девятьсот сорок второго года, составляя списки всех подлежащих аресту евреев. Для ее осуществления были привлечены свыше шести тысяч парижских полицейских. Сперва ее планировали начать четырнадцатого июля. Но на этот день приходился национальный праздник. Поэтому ее перенесли на более поздний срок.

Мы зашагали по направлению к станции метро. Это была мрачная улица. Мрачная, тоскливая и печальная.

— А что было потом? — спросил Бамбер. — Куда отправили все эти семьи?

— Несколько дней их продержали на стадионе «Вель д'Ив». Спустя какое-то время туда позволили войти группе врачей и медсестер. Потом они в один голос рассказывали о царившем внутри хаосе и отчаянии. После этого несчастных перевезли на вокзал Аустерлиц, а оттуда — в лагеря в окрестностях Парижа. Затем их прямиком отправили в Польшу.

Бамбер удивленно приподнял бровь.

— Лагеря? Ты имеешь в виду, что и во Франции были концентрационные лагеря?

— Эти лагеря считались французскими прототипами Аушвица. Дранси, он был расположен к Парижу ближе всего, Питивьер и Бюн-ла-Роланде.

— Интересно, как выглядят эти места сегодня? — сказал Бамбер. — Пожалуй, нам стоит съездить туда и посмотреть самим.

— Согласна. Так и сделаем, — откликнулась я.

Мы зашли в угловое кафе на рю Нелатон, чтобы выпить по чашечке кофе. Я взглянула на свои часы. Сегодня я обещала зайти к Mamé. Но я понимала, что уже не успеваю сделать этого. Ну что же, значит, завтра. Эти визиты никогда не были мне в тягость. Она стала для меня бабушкой, которой у меня никогда не было. Обе мои бабушки умерли, когда я была еще совсем маленькой. Мне лишь хотелось, чтобы Бертран уделял ей больше внимания, учитывая, что она души в нем не чаяла.

Слова Бамбера заставили меня вернуться к настоящему и причине, по которой мы оказались здесь. К «Вель д'Ив».

— Знаешь, я рад, что не француз, — заявил он.

Потом он сообразил, что только что ляпнул.

— О-о, прошу прощения. Ведь ты теперь настоящая француженка, правильно?

— Да, — ответила я. — По мужу. На самом деле у меня двойное гражданство.

— Я вовсе не это имел в виду, — поперхнулся Бамбер. Он выглядел смущенным и растерянным.

— Не бери в голову, — улыбнулась я. — Знаешь, прошло столько лет, но мои здешние родственники по-прежнему называют меня американкой.

Бамбер ухмыльнулся.

— Это тебя расстраивает?

Я пожала плечами.

— Иногда. Я прожила здесь бо́льшую часть жизни. Я чувствую, что именно здесь мое место.

— Сколько лет ты уже замужем?

— Скоро будет шестнадцать. А живу я здесь уже четверть века.

— У тебя было одно из этих роскошных французских бракосочетаний?

Я рассмеялась.

— Нет, все было достаточно просто, в Бургундии, где у моих родственников по мужу дом, неподалеку от Санса.

Перед моим мысленным взором промелькнули воспоминания о том дне. Шон и Хитер Джермонд и Эдуард и Колетта Тезаки практически не разговаривали друг с другом. Казалось, все мои французские родственники внезапно напрочь забыли английский. Но мне было плевать. Я была счастлива. Яркий солнечный день. Тихая маленькая сельская церквушка. На мне было простое платье цвета слоновой кости, которое одобрила моя свекровь. Рядом стоял Бертран, великолепный в своем сером фраке. Торжественный обед дома у Тезаков, роскошно сервированный стол. Шампанское, свечи и лепестки роз. Чарла произнесла смешную речь на своем ужасном французском, так что смеялась только я. Лаура и Сесиль, глупо и жеманно улыбающиеся. Моя мать в костюме цвета бледного пурпура, шепчущая мне на ухо: «Я надеюсь, ты будешь счастлива, ангел мой». Мой отец, вальсирующий с чопорной Колеттой. Казалось, все это было давным-давно.

— Ты скучаешь по Америке? — поинтересовался Бамбер.

— Нет. Я скучаю по сестре. А по Америке — нет.

Подошел молоденький официант с заказанным нами кофе. Он бросил взгляд на огненно-рыжие лохмы Бамбера и самодовольно ухмыльнулся. И только потом обратил внимание на впечатляющее количество фотоаппаратов и объективов.

— Вы туристы? — полюбопытствовал он. — Фотографируете виды Парижа?

— Нет, мы не туристы. Мы фотографируем то, что осталось от «Вель д'Ив», — ответил ему по-французски Бамбер со своим протяжным британским акцентом.

Официант, похоже, растерялся.

— Сейчас уже никто не помнит о «Вель д'Ив», — пробормотал он. — Об Эйфелевой башне спрашивают, да, а о «Вель д'Ив» — почти нет.

— Мы журналисты, — пояснила я. — Мы работаем на американский журнал.

— Иногда сюда приходят евреи со своими семьями, — поделился с нами молодой человек. — После речей в очередную годовщину, которые произносят на мемориале там, у реки.

Внезапно мне в голову пришла одна мысль.

— Вы, случайно, не знаете никого из тех, кто жил на этой улице, соседа, может быть, которому известно что-нибудь об облаве? С кем мы могли бы поговорить? — спросила я. Мы уже расспрашивали кое-кого из тех, кто выжил: большинство написали книги о выпавших на их долю испытаниях, но нам недоставало свидетелей. Нам нужны были парижане, которые своими глазами видели, как все происходило.

Но тут я смутилась и почувствовала себя ужасно глупо. В конце концов, этому юноше едва исполнилось двадцать. Скорее всего, в сорок втором году его отец еще не родился на свет.

— Да, знаю, — к моему удивлению, ответил он. — Если вы пройдете немного по улице в обратную сторону, то слева увидите магазинчик, в котором продают газеты. Его владелец, Ксавье, может рассказать вам что-нибудь. Его мать прожила на этой улице всю жизнь.