Часовщик - читать онлайн книгу. Автор: Родриго Кортес cтр.№ 77

Томазо перевернулся на бок и поджал ноги к животу. Боль была ужасной.

— Что меня ждет?

И тогда Астарот улыбнулся и склонился над самым его лицом.

— То же, что и всех сеющих: жатва.

Дыхание Астарота было невыносимо холодным. Но у Томазо еще оставалось право на третий вопрос.

— Томазо! Томазо! Поднимите его! Да поднимайте же, я сказал!

Томазо встряхнули, и он открыл глаза. Двое дюжих монахов запихивали его в карету, а с сиденья напротив на него смотрел Гаспар.

— Куда? В госпиталь? — спросил один из монахов.

— Упаси бог! — отрезал Гаспар. — Там ему и дня не дадут прожить. Есть кому об этом позаботиться. К евреям поезжайте.

Вцепившись крепкой рукой в окошко кареты, Гаспар приблизился и сунул ему в рот терпкий кусочек из смол и смеси поднимающих силы трав.

— Кто тебя? Уж не часовщик ли?

— Он…

Удерживать сознание стало намного легче.

— Я тебе точно говорю, — покачал головой Гаспар, — это агент. Чей, не скажу, но поработал он хорошо. Сколько ты его возле себя держал?

Томазо попытался вспомнить и не сумел.

— У него… мои бумаги, — выдохнул он. — Все. Надо сказать Хорхе. Пусть его остановит.

— И думать забудь, — мотнул головой из стороны в сторону Гаспар. — Хорхе-то тебя не тронет, а вот прихлебатели… Ты после смерти Генерала почти вне закона, Томазо. Что только на тебя сейчас не вешают!

Томазо прикрыл глаза. Это было ожидаемо. Едва они с Генералом проиграли, все было предрешено. Таков Орден. Выживает один — победитель.

— Не закрывай глаза! — заорал Гаспар. — Еще не хватало, чтобы ты по пути ноги протянул! Открой глаза, я сказал!

— И что мне делать? — с трудом выдавил Томазо и понял, что не помнит, что только что спросил.

Гаспар ухватил его за ворот и встряхнул.

— Самое главное твое дело сейчас — выжить. Сумеешь, сам все решишь.

— Я выживу… — пробормотал Томазо. — Астарот сказал, что меня еще ждет жатва. Какая может быть у меня жатва, Гаспар? Ты не знаешь?

Однокашник покачал головой.

— Ты сам знаешь, кто ты, Томазо. И ты прекрасно знаешь, кто нас пожнет и куда сложит.

Все было так. Человек Ордена, он и есть человек Ордена.

— Тогда, может, не стоило нам… тогда?

У них действительно был выбор — и до испытания, и сразу после. И они оба выбрали то, что выбрали.

— А ты смог бы заниматься чем-то другим? — горько усмехнулся Гаспар. — Ты смог бы каждую неделю ходить на исповедь к какому-нибудь старому содомиту? Отдавать десятину Папе и всю жизнь всех бояться? Смог бы?

Томазо лишь криво улыбнулся. Его вопрос и впрямь был пустой.

Бруно читал «Город Солнца» всю дорогу до порта Коронья и довольно быстро понял, что это писал не сеньор Томазо, хотя именно его имя и значилось на титульном листе. Его подмастерье был резким, решительным человеком, а тот, кто написал эту книгу, был весь в тумане мечтаний.

С многословием человека, никогда ничего не делавшего своими руками, он взахлеб описывал семь стен чудесного города, построенных по образу орбит семи планет, а также бесчисленные арки и галереи, лестницы и колоннады, бастионы и башни. В общем, театр.

А уж когда Кампанелла дошел до описания собранных в городе диковин, Бруно хохотал над каждой строкой до изнеможения. Якобы необходимая для образования горожан коллекция рыб, включая рыбу-цепь, рыбу-член и рыбу-епископа, в точности похожих на свои прототипы, была откровенной отсебятиной, не имеющей ничего общего с ясными, практичными идеями Бруно.

И только когда Кампанелла дошел до описания системы управления Городом Солнца, часовщик начал узнавать свои идеи. Вслед за Бруно писатель жестко поделил сферы управления между ключевыми регуляторами хода. Одному было велено следить за пополнением населения, другому — за обороной города, а третьему — за развитием умов. И каждому из них строго запрещалось изучать науки вне сферы их обязанностей.

Неплохо Кампанелла описал и центральный принцип устойчивости механизма — равномерное распределение нагрузки. Надо было строго следить, чтобы ни одна шестерня Города не имела больших благ, чем остальные. Ибо если шестерня получает больше, ее начинает греть, затем накалять, и тогда шестерня «садится» и съедает зубья либо вылетает из пазов. Бруно видел это многократно: стоит подмастерью разбогатеть, и он перестает работать и начинает подумывать о том, чтобы изменить свое положение.

А когда Кампанелла дошел до процедуры зачатия детей, Бруно с изумлением увидел, что его превзошли! Добиваясь усредненного потомства, Кампанелла думал сочетать толстых с худыми, старых начальников с юной прислугой, а легкомысленных резвушек с учеными мужами. И делать это полагалось только при благоприятном расположении планет, под прямым руководством опытных наставников.

Прочитав этот кусок, Бруно лишь почесал затылок — до такого даже он как-то не додумался. И лишь дочитав до конца вложенные в шкатулку размышления аналитиков Ордена, увидел, что возможно даже это. Индейцы находились в полной власти Церкви, а потому делать с ними можно было все. Действительно все!

Такой власти над материалом он еще не имел никогда.

Когда карета, прорвав караул добровольных патрульных из Лиги, влетела на территорию юдерии, Томазо уже терял сознание.

— Где Авраам?! — заорал из окна кареты Гаспар. — Где эта старая дохлятина?!

Томазо выдернули из кареты, бегом внесли в дом еврея-врача, уложили на хозяйскую кровать, и через несколько мгновений старика притащили.

— Не дай бог, если умрет! — рявкнул Гаспар.

Еврей опешил.

— Но указом короля евреям запрещено заниматься медициной…

— Да мне плевать, что там в указе короля! — заорал Гаспар. — Приступай!

— Я не буду нарушать указа Короны, — решительно отказался старик. — У меня семья.

Гаспар побагровел.

— Слушай меня, старый пень. Если он умрет, я подготовлю два десятка доносов о том, что вся твоя семья лет шесть назад приняла крещение — где-нибудь в Старой Кастилии… и ты знаешь, что интереснее всего?

Старик молчал.

— Интереснее всего, что все документы, какие нужны, чтобы заживо сжечь всех твоих детей и внуков, найдутся! И свидетели найдутся! Ты понял меня?!

Еврей глотнул и опустил голову.

— Да, я понял, сеньор.

— Все, — отрезал Гаспар, — приступай.

Он хлопнул одного из носильщиков по тонзуре, и монахи поднесли его к лежащему на кровати и уже почти ничего не видящему и не слышащему Томазо.

— Давай, брат, не сдавайся.