Часовщик - читать онлайн книгу. Автор: Родриго Кортес cтр.№ 37

Но Переса Трибуналу так и не выдали.

— Пока у меня не будет приказа Верховного судьи, — в лицо инквизиторам заявил привратник тюрьмы фуэрос, — даже не надейтесь.

Томазо стремительно организовал совместное заседание Верховного судьи Арагона и всех служащих Сарагосского Трибунала и поставил вопрос ребром.

— Здесь подробно описано, в каких выражениях Антонио Перес оскорблял Божью Матерь, — выложил он первую стопку показаний.

— Здесь все о его высказываниях в адрес Церкви Христовой… — не давая судье опомниться, выложил он вторую стопку.

— А вот здесь — все о его планах побега в гугенотский Беарн, под защиту принцессы-еретички Маргариты и ее брата — короля-еретика Генриха.

Верховный судья окинул взглядом ожидающих его решения инквизиторов, затем заглянул в глаза каждому из членов Совета и понял, что его загнали в угол. Да, то, что Инквизиция вступила в сговор с Бурбоном, было очевидно, однако отказать в выдаче Переса при столь явных уликах было невозможно.

— Черт с вами, — не стесняясь ругаться при стольких святых отцах, процедил он. — Забирайте.

Томазо тут же передал привратнику тюрьмы фуэрос распоряжение о переводе Антонио Переса, послал запрос на оцепление из королевских солдат и увидел, что опаздывает — возле тюрьмы уже начали собираться горожане. И каждый из них считал, что отдать Переса инквизиторам — значит поступиться своими конституционными правами. Пахло бунтом.

Бруно заканчивал переписывать требования о передаче подсудимых Трибуналу Сарагосы лишь глубокой ночью — уже при свете жирника. Там, снаружи, за окном, горожане вовсю поносили короля и Святую Инквизицию, а он смотрел на стопку бумаг и думал.

Трибунал Сарагосы определенно был механизмом — непонятного назначения, неясной структуры, но механизмом. И этот механизм разрушал сам себя. В каждой написанной по единому образцу бумаге говорилось одно и то же: поскольку донос на еретика поступил к нам раньше, чем к вам, приказываем немедленно передать его нам, в Сарагосский Трибунал.

— Ты скоро закончишь? — заглянул в кабинет молодой монах из почтовой службы.

— Скоро, — кивнул Бруно. — Последнее требование осталось…

— А… требования… — понимающе протянул монах. — Требования — это хорошо.

— Почему? — не понял Бруно.

Он действительно не понимал, почему саморазрушение — это хорошо.

— Хо, — усмехнулся монах, — у каждого еретика есть имущество. И тот, кто еретика судит, тот его имущество и конфискует.

Бруно замер. Это было обычное ограбление. Столичный Трибунал отбирал добычу у провинциальных инквизиторов так же, как вожак отбирает ее у рядовых членов стаи.

— И никто не может отказать?

— Никто, — покачал головой монах и тут же спохватился: — Ты давай быстрее дописывай, а то на улице ужас что творится. Если сейчас почту не отправить, потом застрянет.

Бруно кивнул, дождался, когда монах выйдет, и подвинул к себе очередной листок чистой бумаги. Он уже знал, что надо делать.

Томазо лично контролировал каждый этап и вошел в камеру вместе с помощником главного альгуасила Сарагосы. Отыскал взглядом Переса и встал чуть в стороне.

— Сеньор Антонио Перес, — произнес помощник, — распоряжением Верховного судьи Арагона вы передаетесь в руки Инквизиции.

— Вы что, с ума сошли?! — возмутился Пеpec. — Они же меня убьют! Они же с Бурбонами заодно!

«А ведь он знал о предстоящем переводе…» — сразу же насторожился Томазо: возмущение опального секретаря было каким-то ненатуральным.

Помощник Верховного судьи подал знак, и вперед вышли два альгуасила.

— Не надо, я сам, — раздраженно отреагировал Перес, сгреб со стола свои бумаги и, оглядев остающихся сокамерников, стремительно двинулся к дверям.

— Нет, — остановил его помощник Верховного судьи, — впереди пойду я.

Перес подчинился, двинулся вслед за помощником, а Томазо замкнул шествие и, сосредоточенно разглядывая спину Переса, начал думать, какой из запасных вариантов избрать. Улицы заполнил возмущенный народ, и, несмотря на оцепление из королевских солдат, перевезти Переса в тюрьму Инквизиции было непросто.

Если бы столичные жители и впрямь вышли на улицы по своей инициативе, Томазо так не опасался бы. Обмануть стихийно бушующую толпу не составляло большого труда. Но за этим «всенародным» возмущением отчетливо проглядывалось участие графа д'Аранде, дона Диего Фернандеса де Эредиа и барона де Барволеса. А это были весьма серьезные противники Инквизиции и короля.

— Здесь налево, — распорядился он.

Шагающий впереди помощник Верховного судьи на секунду замешкался.

— Да, да, налево, — повторил Томазо, — мы не пойдем сквозь оцепление. Там слишком опасно.

Помощник нехотя кивнул и свернул налево, длинным коридором провел арестанта к запасному выходу, подождал, когда охранник откроет все три замка, и первым шагнул в распахнувшуюся дверь.

— Да, вы правы, — повернулся он. — Здесь никого нет.

Томазо кивнул и подтолкнул не ждавшего изменения маршрута секретаря в спину.

— Идите, сеньор. Теперь вам никто не помешает предстать перед Святой Инквизицией.

— Ублюдки… — прошипел Перес, — вывернулись…

И как только дверь за ними захлопнулась, из темноты, как по команде, повалили вооруженные люди — сотни и сотни.

— Назад! — заорал Томазо, кинулся к двери и принялся молотить кулаками в окошко. — Откройте! Откройте немедленно!

— Не имею права, сеньор, — глухо отозвались из-за тяжеленной двери. — Все документы оформлены, теперь за арестованного отвечаете только вы.

Томазо развернулся и привалился спиной к двери. Их уже обступили со всех сторон и каждому совали факел в лицо — до тех пор, пока очередь не дошла до Антонио Переса.

— Он здесь! Ко мне!! Я нашел Антонио Переса!!!

Мади аль-Мехмед наблюдал за происходящим со все возрастающей оторопью. В город неожиданно вернулись Ха-Кохены — старый Исаак и его сын Иосиф. На полученные по суду деньги они тут же наняли плотников, и в считанные дни лавка была восстановлена и стала выглядеть даже выше и заносчивей, чем прежде. Понятно, что судья счел своим долгом предупредить евреев об опасности повторного поджога, но когда он пришел в лавку, там уже стояли падре Ансельмо и Марко Саласар.

— Вы нарушаете указ короля, — первым взял слово молодой священник. — Вам запрещено заниматься ссудным и меняльным ремеслом.

— Мне — нет, — спокойно возразил Исаак. Мади напрягся. Что-то определенно произошло, но что?

Падре Ансельмо поджал губы.

— Ты — еврей, а значит…

— Уже нет, — покачал головой старик и расстегнул кружевной ворот бархатного камзола. — Видишь?