Папа из пробирки - читать онлайн книгу. Автор: Дидье ван Ковелер cтр.№ 4

— Я…

— Не ожидали, знаю, но не нужно в этом признаваться. Если мне покажется, что вы не уверены в себе, я передумаю.

Глядя в пол, он выдавливает «спасибо».

— Нет, не то. Я же чужак, вражеская сила. Так что надо сказать?

— Вон! — выпаливает он, вскинув голову и сверкнув глазами.

— То-то.

Оставив доверительную записку на столе главы фирмы, я возвращаюсь в столовую и сигнализирую брату, что можно отпустить космонавтов.

— Ну что твой скандалист? — спрашивает он, садясь за руль «Бентли».

— Через полгода протратится и угробит лавочку; я куплю ее за гроши и солью с «Евроски».

— И репутация щедрого спонсора — твоя, можно сказать задаром.

— У «Евроски» никакой имидж, зато отличная продукция: идеальный вариант для слияния.

«Бентли» завелся с полоборота. В зеркале заднего вида сияет лицо Жака.

— Слушай, Франсуа, я дал ход твоей оферте на покупку «Евроски» сегодня утром, как ты просил. Но… ты забыл одну вещь.

— Неужели?

— Держатель контрольного пакета «Евроски» — «Зум», фирма, производящая лыжные ботинки. Она же — дочерняя компания «Паради-Франс», которую ты контролируешь через «Женераль де бискюи».

Я улыбаюсь, опершись подбородком на спинку переднего сиденья.

— То есть я делаю оферту самому себе?

— Да.

— Шампанского!

Я уже открыл ореховый мини-бар, но рука застывает. Жак понимает, в чем дело. После смерти папы «Бентли» был куплен автомобильным музеем в Мюлузе, и с тех пор бар никто не открывал. Бутылочка «Моэт и Шандон», из которой он грозил отпаивать нас, если укачает, стоит на прежнем месте, пристегнутая кожаным ремешком к инкрустированной дверце.

— Ты не боишься? — спрашивает Жак.

— Боюсь? Чего?

— Возвращаться в прошлое. Оживлять то, чего больше не существует.

— Это твое занятие, не мое.

Он качает головой, глядя вперед на дорогу, поправляет, чтобы скрыть волнение, рычажок, регулирущий мягкость подвески.

— Ничем больше не пахнет эта машина.

— Пахнет, Жак. Зажмурься на секунду.

Он предпочитает смотреть на дорогу. Он никогда не осуждал мои желания, мои капризы, мою любовь к воспоминаниям. Жак вообще добродушен, слегка рассеян — таких обычно принимают за мечтателей, а и они просто довольны окружающей действительностью, если только она не мешает им жить. У него папин характер, хотя наша мать родила его в первом браке. Я-то все унаследовал от нее: жесткость, молчаливость, жажду бегства. С одним лишь отличием — она убегала в будущее.

— Ты где сегодня ночуешь?

— У Коринны.

— А… Элизабет? Как она?

— У нее все в порядке.

Он не предлагает мне переночевать в замке, чтобы отпраздновать покупку в семейном кругу. За эту тактичность я его и люблю. Он никогда не пытался убедить меня в том, что жена, три дочери и кошка — условия душевного равновесия, а равновесие и есть счастье. Ронсере станет их домом, его дети придумают для себя те же игры, что когда-то придумали мы, жена устроит в парке бассейн, а я, куда бы меня ни занесло, буду знать, что мир, в котором прошло мое детство, не погиб, не принадлежит чужим, не застыл в мертвенном покое. Этого мне достаточно.

— Ты поедешь к нотариусу? — спрашивает брат возле Порт-д'Орлеан.

— Нет. Вот чек. Пересядь в такси, оставь машину мне.

Жак кивает. Он понимает, что мне больше не хочется разговаривать, и включает на небольшую громкость радио, чтобы я мог спокойно молчать, не чувствуя неловкости перед ним. Ему свойственно преувеличивать мою совестливость. Он убежден, что внутри у меня — настоящий ад из-за всех моих женщин, моего криводушия, моих незаконных махинаций. Я знаю, что он с печалью думает обо мне по утрам, когда бреется, — в неизменном ладу с собой, чистый и душой, и телом. Сам я бреюсь через день, это правда, но не потому, что избегаю своего отражения: просто легкая небритость удачно дополняет мой образ.

Я закрываю глаза, растянувшись на сиденье и привалившись спиной к дверце; втягиваю носом запах старой кожи, стараясь припомнить детство, каникулы, поездки в школу. Жак прав, «Бентли» больше ничем не пахнет. Но я выкупил его всего три недели назад.

Ночь выдалась туманная. Я с большим усилием припарковался на тротуаре, даже руки заныли от напряжения. Как-никак почти две тонны железа и алюминия, без усилителя руля, зато с убойными буферами — эти монстры каждый день стоят мне шести визитных карточек, которые я оставляю под «дворниками» у моих соседей по улице.

Тротуар завален клочьями полиэтилена и обломками ящиков из-под овощей. Торчат железные стойки, с которых сняли лотки. Проезжает мусоровоз. Синяя дверь, свежепокрашенная, но уже облупившаяся. Блестит кодовый замок. Набираю 6325. Не срабатывает. Да нет, 6325 — это Натали. Я был у нее во вторник. Отгоняю воспоминание о Натали, чтобы сосредоточиться на коде Коринны. У Натали нежная попа. Тело мягкое: гагачий пух… Стоп. Коринна, я сказал. Коринна — это черное боди с застежкой на двух кнопках, из-за которых ей приходится коротко стричь ногти. Сладковатый запах тимьяна. Волосы, выкрашенные в золотисто-каштановый цвет. Ванная в лиловых тонах, с крепкой вешалкой для полотенец, за которую она держится, когда я беру ее сзади. Какой же у нее код…

Пробую комбинацию 9329, не вызывающую в памяти ничего, даже лица какой-нибудь другой женщины. Перебирать цифры вхолостую — утомительное занятие. Час уже поздний. Мусоровоз завернул за угол, улица опустела, теперь слышно громыхание контейнеров, и поблескивает отсвет мигалки в витрине напротив.

Я сажусь в «Бентли», закуриваю. С утра вторая пачка, и она уже кончается. Бросить? А зачем? Я курю без удовольствия — велик ли будет подвиг? Подожду, пока не появится кто-нибудь из жильцов. Коринна, должно быть, убавила огонь под своей телятиной. Я терпеть не могу это блюдо, но именно оно было на ужин, когда мы впервые переспали, а я чту любовные ритуалы и избегаю неодобрительно отзываться о том, что ее возбуждает. Коринна. Какого цвета у нее глаза? А не все ли равно… Я сам себя раздражаю сейчас, я хожу по замкнутому кругу. Чего я, собственно, ищу во всех своих связях? Мне нужно ощущать себя одиноким, когда мои девушки пребывают на верху блаженства, которое я им дарю. Вроде бы я хорош в постели. По крайней мере им удалось в этом меня убедить, и они не лгут, поскольку моя единственная цель — их наслаждение. Оно омывает меня, избавляет от шлаков равнодушия и скуки, которые моя работа неизбежно оставляет в душе. Я нравлюсь себе только тогда, когда довожу их до оргазма. Люблю себя только при чтении их писем. Страдаю только в момент разрыва.

Что-то неладное со мной сегодня. Мне хочется тимьянного тела Коринны, но трудно сделать усилие, чтобы снова превратиться в персонажа, которого я для нее выдумал. А каким он должен быть в эту минуту? Этого человека я увижу только в ее глазах. Не повторяться, быть разным для каждой из моих женщин — единственная верность, на которую я способен. И, думаю, она важнее, чем то, что я вожу их за нос. Любовные связи позволяют мне одновременно проживать разные жизни… Но сегодня все эти жизни мне обрыдли, и они сваливаются к моим ногам, как что-то ненужное.