Мой настоящий отец - читать онлайн книгу. Автор: Дидье ван Ковелер cтр.№ 5

Как-то раз в воскресенье, когда к нам приехали родители, она отозвала тебя в сторону и поинтересовалась, есть ли у меня шансы быть избранным, несмотря на юный возраст. Ты на полном серьезе подтвердил: мол, Французская Академия подобна некоторым престижным школам — туда надо записывать ребенка сразу после рождения, тогда место обеспечено. Ты даже подсказал Брижит идею устроить небольшой благотворительный сбор и пообещал, что самых щедрых дарителей пригласят на посвящение.

Брижит собрала двадцать восемь франков пятьдесят сантимов и торжественно вручила их мне в запечатанном конверте — от повара и себя самой. Время от времени она приезжает повидаться со мной на Книжную ярмарку в Ницце. Она стала заместителем директора очистной станции, но при каждой встрече с оттенком ностальгии в голосе интересуется, что сталось с ее вложением.

В отношении Мадлен Ропс ты сменил гнев на милость, и вы стали друзьями, потому что благодаря ей ты смеялся так, как никогда в жизни. Эта история связана с именем Жана Жореса. Сколько себя помню, ты к месту и не к месту цитировал одну фразу великого лидера французских социалистов: «Если усомнился в человеке, пусть твоей целью будет человечество!». Я сопровождал эту фразу воинственным взмахом руки, на который никто никогда не обращал внимания — до Мадлен.

— С чего это он, цитируя Жореса, делает вид, что нажимает на курок пистолета? — как-то спросила она.

И ты вдруг осознал, что я понимаю эту сокровенную мысль великого гуманиста как боевой клич. Моя песня была спета. Очень скоро все от Дворца правосудия до цветочном рынка и муниципальной школы были в курсе, как своеобразно я интерпретировал мысли Жореса. Ты никогда не упускал случая повеселить окружающих моей глупейшей ошибкой, и даже двадцать лет спустя, помянул об этом, выступая на одном из тех ужасных ток-шоу, где ведущий распрашивает членов семьи героя передачи, чтобы полнее представить его слушателям.

Ты просто не мог удержаться, чтобы не рекламировать меня, пусть даже превращая порой в посмешище. Я никогда не обижался. Тебе удалось воплотить в жизнь недостижимую мечту большинства отцов: твой сын любил тебя, как учителя, и ценил, как соратника.

И все же… все же… все же… «Не пустишь виноград под пресс, не выпьешь вина», говорят виноградари. Я хотел создать собственное вино и тайком «пустил тебя под пресс».

Ты знал меня лучше чем кто бы то ни было, но умер, так и оставшись в неведении о кое-каких не слишком красящих меня поступках. В семь лет, прежде чем «досрочно» осиротеть, я от тебя отрекся. Перед одноклассниками, учителями и кюре. Гримасничающий инвалид на костылях, упрямо ведущий свой «форд-таунус» со скоростью тридцать километров в час под возмущенное гудение других машин, был не самым импозантным из отцов. Кроме того, ты не придавал никакого значения своему благородному происхождению и придумал себе сокращенное имя «Ванко», в то время, как среди твоих бельгийских родственников, с которыми ты не поддерживал никаких отношений, за девять-то веков набралось немало графов и баронов.

Пока мои ровесники строили домики на деревьях, я изучал наше генеалогическое древо, увешанное епископами-миссионерами, министрами, бургомистрами и монашками, которых съели африканские каннибалы. Не древо — мечта! Моя фламандская родословная совершенно вскружила мне голову, и я сразу понял: ты не соответствуешь. Я метил выше.

Впрочем, прежде чем отречься, я дал тебе шанс, напечатав в «Монопри» — без твоего ведома — фальшивые визитки (граф Р. ван Ковеларт, международный адвокат, чрезвычайный посол Бельгии при Международном Гаагском трибунале) и, подделывая твой почерк, писал новогодние поздравления моему учителю, нашему кюре и родителям одноклассников. Но все эти псевдотитулы совсем тебе не подходили. Я выдумал аристократа с атташе-кейсом, а меня забирал из школы измученный болью фигляр, травивший анекдоты из репертуара ученика цирюльника.

— А он шутник, твой папаша, — замечали мои дружки.

Я ненавидел их снисходительный тон. Я так старался ради тебя, но ты был не достоин легенды. В конце концов однажды на перемене, прямо в школьном дворе я открыл своим приятелям под страшным секретом, что ты мне не родной отец и что я, на самом деле, внебрачный сын короля Бодуэна: сразу после рождения бельгийский адвокат Рене ван Ковеларт увез меня в Ниццу, чтобы защитить от убийственной ревности королевы Фабиолы.

Для пущей достоверности я предъявил письмо на бланке Лекенского дворца с королевской печатью, в котором шеф протокола благодарит ветеринара — члена нашей семьи, — за то, что тот вылечил его пса. Письмо произвело фурор, поскольку никто в школе не понимал по-фламандски. Я почерпнул обрывки языка предков из франко-голландского карманного словаря «Ларусс» 1935 года издания, который раскопал в магазине уцененных товаров, и подтверждал знание голландского, используя «обиходные выражения» типа «Извозчик, на вокзал!» или «Я хочу отослать письмо пневматической почтой». Это письмо я выдал за «Королевский указ», в котором якобы говорилось, что я передаюсь на попечение графа ван Ковеларта, дабы он защищал королевского бастарда и воспитывал его как родного сына, вдали от Бельгии.

Перед скептиками, находившими мою историю слишком похожей на приключенческий фильм, я инстинктивно разыгрывал печального фаталиста: да ладно, знаю, я никогда не стану королем, и это очень плохо для Бельгии, ведь у Бодуэна нет других детей, и королевство в конце концов станет республикой, как Франция, а виновата во всем Фабиола. Она была в ярости из-за измены мужа и, когда шпионы доложили ей о моем рождении, отправила в родильный дом наемных убийц, чтобы те уничтожили всех младенцев, появившихся на свет 29 июля. Как вы понимаете, я поведал одноклассникам подправленную версию истории избиения младенцев — мы изучали Библию на уроках катехизиса.

— Так кто же твоя настоящая мать? — Этот вопрос задал мой закадычный дружок Оливье Плон. Он был отличником и делал за меня математику, а я писал за него сочинения. Оливье Плон — вымышленное имя, поскольку мой друг теперь знаменитый психоаналитик и печатается в женских журналах.

На мгновение я растерялся, но быстро спохватился и нарочито возмутился:

— Ты же ее прекрасно знаешь, дурак ты эдакий!

— И она любовница короля Бельгии?

— Вот именно.

— Значит, он — не твой отец, а она — не его жена?

— Его, его. Ему пришлось на ней жениться, для отвода глаз. Но сам же видишь, она слишком красива для него.

Лицо будущего психоаналитика прояснилось. Все мои подлые придумки звучали вполне правдоподобно: ты был на семнадцать лет старше жены, а она с длинными, потрясающе красивыми волосами напоминала Джоан Кроуфорд в фильме «Женщина часто изменчива». Сын банкира толстяк Тозелли сокрушенно заключил:

— Значит, твой как бы отец — рогоносец.

Тут я вышел из роли, смерил отпрыска «Креди агриколь» высокомерным взглядом и сухо бросил:

— Граф — герой. Когда он согласился выполнить поручение короля, наемный убийца Фабиолы прострелил ему ногу. Сами видите, к каким последствиям это привело.